Эдуард Лимонов
Шрифт:
“Им партия поручила тебя доставить в Питер и обратно в полной сохранности. Они отвечают за твою жизнь перед партией, а ты что делаешь?..”
“Они тоже пойдут”, — возразил Лимонов.
“ Нет, это не дело, — сказал я с самым серьезным видом. — Сейчас позвоню в Москву и расскажу, что ты задумал. Давай как партия скажет — так и сделаем”.
Я взял свой смартфон и сделал вид, что ищу в контактах номера телефонов соратников Лимонова.
Он выжидательно уставился на меня, и ребята — тоже.
“Так, Аверин… Нет, Аверин — только пресс-секретарь. Он такие вопросы не решает. Аксенов… Вот это, наверное, то, что
Лимонов улыбался. Ребята косились на него и тоже улыбались.
“Алло! Сергей, доброй ночи! Извини, что разбудил, — сказал я, приложив смартфон к уху и сделав вид, что дозвонился до Аксенова. — Мы в Питере… Да, доехали нормально. Но вот Эдуард Вениаминович хочет сейчас идти провожать меня до гостиницы. Я категорически против, ведь он выпил, мы — тоже. Как ты считаешь, можно ему идти в город? Нет? Конечно, все может произойти… Менты не спят, враги не дремлют… Значит, что ему передать? Партия запрещает? Да, так и скажу… Миша здесь. Илья и Коля тоже рядом… Разумеется, ставить под угрозу его жизнь недопустимо. И я о том же… Нет, Михаил не пил… Все понял, передам. Извини, спокойной ночи!..”
“Ну, всем все понятно? — Обведя взглядом присутствующих, спросил я, когда ‘закончил разговор’ с Аксеновым. — Партия запрещает вам выходить сейчас в город и рисковать жизнью Эдуарда Вениаминовича”.
Ребята дружно закивали головами, стараясь при этом не смотреть ни на меня, ни на Лимонова.
“Считайте, что партия вынесла специальное постановление”.
Плечи у Лимонова как-то вдруг сразу опустились.
“Ну, ладно, — произнес он. — Но пусть ребята тебя проводят”».
А уже утром, бодрым и свежим, Эдуард прибыл в суд и стал отвечать на вопросы судьи Яковлева:
— Как строилась структура вашей партии?
— Ваша честь, наша партия всегда жила по методу Орды, что хотела, то и делала.
— Что такое газета «Лимонка»?
— Это не газета, ваша честь, это был шедевр, там писали черт знает что.
— Что вы можете сказать об отличии НБП от «Другой России»?
— Ваша честь, у меня было много жен, я их между собой не сравниваю…
Вероятно, и судья, и даже прокурор к концу процесса уже не верили в нашу вину. Но чтобы оправдать кого-то — нужно бросить вызов системе и собственной карьере. Поэтому судья Яковлев проявил «осторожную мудрость», одновременно признав нас виновными в экстремизме и освободив от наказания.
Вечером в тот день мы вышли на «площадь Свободы» к Гостиному Двору и развернули транспарант протай статьи 282 УК, символически поставив точку в этом процессе там, где он начался.
Теперь я был официально признан экстремистом, что наполнило меня законной гордостью. Это своего рода награда, орден на грудь за многолетнюю политическую деятельность, за которую в будущем будут положены льготы, как в СССР в 1920-е годы для бывших политзаключенных царского режима. Несмотря на освобождение от наказания, мы получили довольно существенное поражение в правах — согласно российскому законодательству, привлекавшиеся по экстремистским статьям не имеют права участвовать в выборах, состоять в общественных и религиозных организациях, работать в сфере образования и т. д. А еще нас — как ранее Лимонова — осудили вовремя, поскольку печально известную статью 282 УК РФ вскоре усилили, расширили и перевели в разряд тяжких. А по таким статьям
В сентябре 2012 года состоялся второй съезд «Другой России». Согласно его резолюции объявлялось, что у нас два врага — группа Путина и группа Навального-Немцова. Это был возврат к старому доброму национал-большевизму 1990-х годов. Игры в широкие коалиции закончились.
Мы, питерцы, настояли в свою очередь на том, чтобы подать документы на регистрацию по новому закону о политических партиях. Надеясь не столько на то, что нас зарегистрируют, сколько для подстраховки, чтобы остаться в политическом поле. Лимонов, бывший изначально против этой идеи, теперь уже не возражал.
Это было время выборов в Координационный совет оппозиции. Проект Алексея Навального, задуманный для того, чтобы легитимировать его как лидера несистемной оппозиции, активно обсуждался на всех доступных площадках. Навальный пытался убедить участвовать в нем нацболов. Вместе с Прилепиным они однажды пришли к Лимонову, и Алексей долго уговаривал его принять участие. Кажется, это был единственный случай их прямого общения, и Лимонову он крайне не понравился:
«Навальный не настолько глуп, чтобы подчеркивать свою прозападность, но несомненно, что у него прозападническая, проевропейская ориентация. Поэтому он никогда не выиграет ни на выборах, ни без выборов. Почему он так нравится интеллигенции нашей? Силуэт американский и жена так одета, и дети так, и сам он выглядит как такой махровый америкос. Это новые типажи, которые пришли вместе с либерализмом. Я вообще не люблю больших людей, поскольку сам я невысокого роста. Мне всегда кажется, что они глупые, что часто оправдывается».
С помпой избранный КС включил в себя в основном журналистов, деятелей культуры и просто случайных людей, никак к политике не приспособленных и ничего в ней не умевших. Как ни странно, после их прихода в оппозицию ко многим из них мы стали относиться только хуже. Бродский говорил об эстетических разногласиях с советской властью. У нас возникли стилистические разногласия с такой оппозицией.
КС ничего выдающегося не совершил и через год помер тихой бесславной смертью. Правда, функция легитимации Навального как лидера была выполнена им даже более чем целиком и полностью.
«Я провел 2012 год в жесткой политической борьбе с болотными лидерами, с этими современными Сусаниными наоборот, один против всех, без союзников, только партия рядом, — подводил Лимонов итоги года в своем блоге. — Один против всех, было тяжко.
Я использовал мой ЖЖ как трибуну, как боевую колесницу и яростно врубался в их самодовольные ряды. Повторяя без устали, что они предали протест и впоследствии заездили, замучили его унылыми покорными маршами и пошлыми митингами на коленях, отбивая у людей охоту к борьбе.
На первых порах обществу со стороны казалось, что болотные победили. Они сами торжествовали беспрестанно и в декабре 2011-го, и в феврале 2012-го, и даже в марте. Они высокомерно отзывались обо мне.
Но затем чаши незримых весов, на которых мы находились, я — один на моей чаше, они скопом на своей, поползли в мою пользу.
И в декабре 2012-го чаша с Эдуардом Лимоновым в конце концов перетянула чашу с их совокупными тушками.
Я удовлетворен. Я вел отчаянную войну, и я победил. Хотя у меня не было шансов».