Эдуард Лимонов

Балканский Андрей

«Я не доверяю, конечно же, официальной российской пропаганде… — говорил он в интервью тольяттинскому новостному порталу. — Но, как русскому человеку, мне импонируют нынешние действия российской власти. Я продолжаю не соглашаться с Путиным во внутренней политике, однако вполне готов поддержать его в том, что касается политики внешней, если она направлена на воссоединение с русскими и русскоязычными людьми, которые в 1991 году оказались отрезаны от России довольно бестолково проведенными во время советской власти границами».

Отправляясь на войну, Илья сказал жене, что едет на археологические раскопки, и оставил дома двух маленьких дочек. (Стандартная история — очень многие добровольцы, уезжая на войну, скрывали это от семей или

что-то придумывали.) Гурьев попал в отряд, охранявший недавно «вскрытую» ополченцами российскую границу в Изварине. Однако в ходе августовского наступления ВСУ вошли в Краснодон, перерезав трассу, связывающую Луганск с Россией. В тех исключительно жестоких боях, в ходе которых трассу отбили, он и погиб. На поле под Луганском «Зайца» накрыло минометным огнем, затем территория оказалась под контролем украинской армии, и забрать его останки товарищам так и не удалось. Зато через некоторое время на украинских ресурсах появилось фото паспорта Ильи, где сообщалось, что его обладатель является военнослужащим Российской армии и был найден в сожженном танке.

В эти дни, когда в Донбассе стояла 40-градусная жара, война достигла наивысшего накала. Мощное августовское наступление украинской армии, грозившее Новороссии уничтожением, захлебнулось после прихода людей, которых потом назовут «отпускниками» — кадровых российских военных, пришедших на помощь народным республикам. 26 августа ополченцы совместно с «отпускниками» замкнули котел под Иловайском, окружив несколько украинских батальонов. Развивая наступление, они в начале сентября стояли у морских ворот и крупнейшего промышленного центра Донбасса — Мариуполя. Однако тут последовала команда «стоп» из Кремля, и лидеры ДНР и ЛНР остановили войска и поехали в Минск на переговоры. 5 сентября был подписан протокол о прекращении огня и были заключены известные соглашения, зафиксировавшие «статускво» по линии фронта. Единый организм Донбасса оказался разрезан надвое. Два главных города отошли к ДНР и ЛНР, но две трети территории областей осталось за Украиной. Наиболее чувствительной оказалась потеря Мариуполя с его портами и заводами, на который были завязаны основные производственные цепочки региона и без которого Донбасс нельзя считать самодостаточным. Жизненно важным оказался также тот факт, что линия фронта вплотную прилегала к Донецку, да и от Луганска проходила совсем недалеко. И вскоре регулярные обстрелы ВСУ этих городов возобновились.

Лимонов назвал соглашение большой ошибкой: «Вероятнее всего, перед Минском интересы ВВП и интересы донецких республик разошлись. Но кто платит, тот и музыку заказывает. Он их изнасиловал на подписание протокола.

Зря он их изнасиловал на подписание протокола.

У повстанцев есть, впрочем, выход.

Полностью игнорировать подписанный в Минске протокол, как его и не было.

Гнуть свою линию.

Брать Мариуполь и всё, что они в силах взять. Обратиться к русскому народу за помощью».

17 сентября Лимонов приехал в Петербург на презентацию своей новой книги «Дед», посвященной периоду 2011–2013 годов. В книге описываются «Стратегия-31», отсидка Лимонова с Немцовым, Демушкиным и Яшиным в спецприемнике, болотные митинги и увод граждан из центра Москвы, а также, как обычно, отношения Эдуарда с его подругой — на этот раз с молодой бизнес-леди, скрытой под псевдонимом Фифи. На обложке — фото его самого в отцовской армейской шапке-ушанке и майке-«алкоголичке». Это новая ипостась Лимонова — Дед, много повидавший, посидевший в тюрьмах, мудрый, но при этом еще бодрый старый хулиган, punk.

Эта встреча с читателями в «Буквоеде на Восстания» зафиксировала новый статус Лимонова как одного из наиболее востребованных российских интеллектуалов. Его «ястребиная» позиция по Донбассу, регулярное еженедельное появление в эфире Русской службы новостей, снятие запрета на его имя на федеральных каналах сделали свое дело. В торговый зал «Буквоеда»,

рассчитанный человек на сто, набилось не меньше пятисот и еще немало осталось стоять на улице. Основная часть вопросов была не столько о книге, сколько о Донбассе. Автограф-сессия затянулась на полтора часа.

После такого успеха менеджеры агентства «SP concert» пригласили Эдуарда выступить в феврале 2015 года в одном из самых известных больших залов города — ДК Ленсовета. Том самом, на сцену которого он выходил 20 лет назад с Курехиным и пел: «А значит, нам нужна одна победа».

«Представляете, Андрей, — рассказывал он потом автору. — Организаторы там хорошие деньги платят, спросили у меня, какие условия. Я им говорю, пришлите образец райдера. Они прислали мне райдер Кобзона — так чего там только не было, вплоть до лимузинов, тысяч на сто точно, если не больше. И это ведь нормально для этих людей, они так и живут…»

Сам Лимонов, в соответствии со своими правилами жизни, заказал микроавтобус для себя и ребят из охраны, а также два стакана коньяку «Старый Кенигсберг». Один — до выступления, один — после.

Что до телевизионных ток-шоу, то, мелькнув пару раз в прайм-тайме, Эдуард сам отказался там участвовать. «Обнаруживаю, что политические телешоу банализируют меня, — отметил он в блоге. — Ставят в один контекст с завсегдатаями этих шоу, мне этот контекст не очень нравится. На двух из четырех шоу, в которых я участвовал, присутствовал депутат Госдумы Никонов, и в трех участвовал депутат Жириновский. Вчера присутствовал Кургинян, и они с Жириновским сильно кричали друг на друга. Затем вышел я и тоже поневоле вынужден был кричать, хотя я скорее не крикливый тип, но думающий, правда, решительный, что есть, то есть. Нет, никто мне никаких условий не ставит, не просит о чем-либо не говорить, промолчать, запретных тем мне не объявляют. Однако я нахожу, что все это пошло выглядит. Политическое телешоу как жанр, по-моему, вообще устарело к чертовой матери. Жириновский играет старого крокодила Жириновского, Кургинян — Кургиняна, Барщевский — юриста Барщевского. Мне не особо хочется играть Лимонова».

Тем временем в ЛНР после Минских соглашений фронт стабилизировался и война перешла в стадию позиционной. Крупных боев не было, однако обстрелы сторонами друг друга и мелкие стычки происходили регулярно. Часть фронта прошла по естественной преграде — реке Северский Донец.

«Река неширокая, примерно как Фонтанка в Питере. Наша рота занимает позиции вдоль берега. Ввиду малочисленности ополчения участок обороны очень протяженный. Вместо сплошной линии обороны пришлось создавать ряд опорных пунктов в ключевых местах, — так описывает ход боевых действий известный петербургский историк и блогер Игорь Пыхалов, когда-то в нулевые годы сверставший нам несколько десятков номеров «Смерча», а затем поехавший воевать рядовым ополченцем по линии «Интербригад» (сперва он заряжал установку «град», затем стал гранатометчиком). — Война — это в первую очередь постоянное перетаскивание различных тяжелых предметов, часто бегом. Еще война — это постоянное рытье окопов, которыми ты не воспользуешься, так как можешь сняться с позиции уже через несколько часов. Зато в качестве компенсации можно укрыться от обстрела в окопе, вырытом другими».

Нацболы взяли под контроль участок возле населенного пункта Сокольники Славяносербского района с понтонной переправой, которую могли использовать ВСУ для удара по Луганску. Это место на протяжении нескольких месяцев оставалось одной из самых горячих точек в ЛНР.

По впечатлениям ополченцев, село раньше было богатым и зажиточным. Однако из-за постоянных обстрелов почти все жители бежали, осталось лишь двое местных. По дворам бродило множество всякой ошалевшей живности. «Мяса навалом, хлеба нет», — рассказывал Саша Аверин, в сентябре уехавший на фронт. Веселый алкоголик с длинными волосами, Аверин превратился в настоящего пса войны, потерял страх. Поднимал людей в окопах в атаку в полный рост.