Её (мой) ребенок
Шрифт:
Достаточно, по-моему, пиара от мамы этому Лившицу! Вы, уважаемая теща, не правы.
Пару раз стучу в дверь, открываю. Складываю руки на груди, подпирая плечом косяк.
— Добрый вечер…
— Перезвоню, — скидывает. — Добрый вечер.
— Как Женька? Не слишком утомил?
— Часа два, как порываюсь вызвать экзорцистов. Ты бы покрестил его, что ли? — ухмыляется.
Поднимаю со стола яблоко.
— Выставить? — откусываю от него.
— Да ты что? У мальчишки сотрясение. А если ему плохо станет, а рядом не будет никого?
— Обожаю тебя! От всех болезней валерьянка. Настоящая кошка.
— Все болезни от нервов, — пожимает она плечами.
— Брат поел?
— Поел. И даже умудрился накормить Алёнку.
— Отлично.
— Правда, они разбили тебе чашку.
— Всего-то? Окна целы и на том спасибо.
— Ужинать будешь?
В комнате грохот. Мы округляем испуганно глаза. Но Аленка смеётся. Открываю дверь. В кухню залетает перепуганный Гавр.
— Ээ! Айдаров, все нормально? — кричу Женьке.
— Все отлично! — в ответ.
Поверим наслово. Закрываю.
Гаврюха, видимо, не найдя более надёжного укрытия, запрыгивает на руки к Марьяне.
— Оо!! — зажмуривается она, сжимаясь. — Крыс…
— Просто погладь его.
Брезгливо водит пальцем по макушке настороженного суриката.
— Ладно, сиди уж, крысёныш…
Непреодолимо тянет к ней. Подхожу ближе, и, вставая рядом у окна, слепо смотрю в темноту…
— Ян…
— Что?
— А можно я тебя поцелую?
— А?!..
— Клянусь: мы об этом сразу же забудем и никогда не будем обсуждать этот момент. Это ничего не будет значить с твоей стороны. Пожалуйста, — срывается мой голос.
Растерянно замирает.
Мой пульс учащается… шкалит… глушит!
Чтобы она сейчас не сказала, я не в состоянии услышать. Но я сдохну сейчас, если не сделаю этого.
Уверенно подхватывая под подбородок, я впиваюсь в губы любимой женщины. Губы, которыми грезил, болел, желал… Которые все время пытался почувствовать, целуя чужие. Не зря! Потому что это оно! ОНО!!! То самое ощущение бьется сейчас в моей груди, ради которого я на всё…
Жадно сминаю их, врываюсь в тёплый рот, тону в чувствах от родного вкуса.
Надо остановиться…
Надо…
Вот сейчас…
Еще мгновение!
Притормаживаю, ласково поглаживая ее губы своими.
— Спасибо… — задыхаясь хрипло шепчу я.
Не моргая, шокированно смотрит мне в глаза.
На мягких коленях вылетаю из кухни.
Как-то так…
Глава 31. Гад
Втроем, с Женькой и Михой, разбираем завалы во второй комнате. Давно надо было это сделать, конечно.
— Женат?! — не отстает от меня младший. — Ну ты дал!.. Мама тебя закопает, когда узнает что ты дочь бросил. Она же бредит внучкой. Всё ждёт, когда ты женишься.
— За базаром следи! Я не бросал дочь.
— Ну, беременную жену, ладно.
— Не ладно! Слышишь, Младший, я тебе сейчас вторую скулу снесу за такие формулировки.
— Но по факту-то… —
— По факту!.. — зло швыряю на пол всё, что держу в руках. — Я не на пустом месте вспылил, ясно?!
— А чего было-то? — достаёт сигареты Женька.
— Убрал! — рявкаю я. — При Алёнке никто не курит.
Со вздохом прячет в карман.
— Дай оближу тебя… — шепчу я.
Мы встречаемся взглядами. Фраза двузначная… И я вижу в ее поплывших глазах, что метко попал в наши постельные ассоциации. Все вокруг нас исчезает. Эйфоричная нега ослепляет. Мы медленно моргаем, плавая в моменте. Меня насквозь и в самое сердце этими яркими всепоглощающими чувствами!..
Я женат по любви! Я чувствую это каждое чертовое мгновение рядом с ней! Наши горячие губы встречаются на самом краешке мороженого. Мля… я съем ее сейчас!
— Марьяна! — мужской голос сзади как дезориентирующая оплеуха.
Вздрагивая, отстраняемся. Оборачиваюсь. О!.. Научный руководитель Марьяны. Тот самый хлыщ, что довозил её.
Я все еще чувствами нараспашку, и меня пробивает его вмешательство в нашу интимочку.
— Здравствуйте, Герман, — отмирает первой Марьяна.
— Здравствуйте, Яночка.
Чо?! «Яночка»?… Бросаю на нее взгляд. Ну, давай, поправь его! Но она растерянно стирает с губ мороженое тыльной стороной руки. Окей! Тогда поправлю я.
— Мою жену зовут Марьяна. Не «Яночка»!
— Лёва… — шепотом и сжимая мою руку. — Тормози…
— Иди, — киваю ей на двери.
— Но…
— Поспорить хочешь со мной сейчас здесь?! — тихо срывает меня.
Её ноздри сердито вздрагивают, и вечером я отхвачу очередные бои за эту демонстрацию. Но мне плевать. Мне важно, что сейчас она делает то, что я сказал ей: уходит.
Перевожу взгляд на взирающего на меня с легким пренебрежением Германа. При Марьяне его взгляды более интеллигентны. Лицемерный говнюк. Выкидываю в урну мороженое, облизывая свои сладкие губы.
— Короче, Герман…
Тело тянет от желания ввязаться в драку. В ушах пульсирует кровь. Разминаю плечи.
— Держи дистанцию и контролируй лексикон, когда с чужой женой разговариваешь.
— Или что? — смотрит он на часы. — Ты меня забодаешь?