Ее последний герой
Шрифт:
Потом мать, разумеется, подключится и все сделает, но какой ценой? Все ей, Анне, припомнит. И обвинит в том, что это она сплавила отца на дачу, чтобы устраивать свою личную жизнь. Закончит так: «Ладно бы устроила! А так – все зря». Бр-р-р! Представить страшно.
Отец сидел на крыльце на стуле и держал руку на сердце. «Скорая» приехала через минут пятнадцать. Кардиографа, разумеется, нет. По симптомам – похоже на инфаркт. Везти в Москву рискованно и даже опасно. Выход один – местная поселковая больница. Недалеко,
– Вот именно, «так сказать», – пробурчала Анна и стала собирать отцовские вещи.
Подумала: «Ладно. Выхода нет. Посмотрим пару дней, а потом перевезу в город».
На ухабах отец болезненно морщился и снова хватался за грудь. Она держала его за руку.
Больница – двухэтажное задние из красного кирпича – внутри оказалась по-сиротски чистенькой и ухоженной. Пожилая нянечка ожесточенно терла пол и с ненавистью смотрела на вновь прибывших. Деревянные крашеные полы пахли хлоркой. Разносился запах тушеной капусты и подгорелого молока.
Оформили и повезли в палату. Старая металлическая каталка немыслимо скрипела и тарахтела, как… как старая и металлическая каталка.
В палате оказалось три койки, тоже древние, с пружинной сеткой. Тумбочки, выкрашенные желтой масляной краской. На окнах не шторы – марля. Чистая, белая в синеву и накрахмаленная до жесткости. На подоконнике – горшки с красной и белой геранью. Все – словно из прошлого века, как будто не в шестидесяти километрах от столицы. Другой мир, другая жизнь.
Отец, вконец обессилевший, задремал. Она села рядом, на шаткий табурет, и стала ждать врача.
Вскоре зашла врач, пожилая, строгая, похожая на сельскую учительницу. Больного осматривала внимательно и долго. Отдала распоряжение сделать кардиограмму и укол. Подтвердила инфаркт.
Анна съязвила:
– Вот так, без исследований? Без анализов? Прямо диагноз?
Доктор посмотрела на нее словно с сожалением.
– А мне, девушка, не нужны анализы и исследования. Я, знаете ли, в терапии полвека. И этот диагноз могу поставить по клинике. Боль в руке и за грудиной. Прерывистое дыхание, рвота.
Она тяжело поднялась со стула и устало сказала:
– Покой. Все – только лежа. Есть, пить, мочиться.
Отец растерянно кивнул.
– А вы, – врач посмотрела на Анну, – поезжайте домой. Все равно ничем не поможете. Завтра приходите и покормите его чем-нибудь легким. Впрочем, – махнула она рукой, – можете и не приходить. Сами накормим. Чем бог пошлет.
И вышла из палаты. Анна метнулась за ней:
– Простите, а как к вам обращаться?
– Вера Матвеевна, – ответила врач и добавила: – Езжайте в Москву. Там у вас работа, верно? Вы же дачники, да? И не волнуйтесь, все будет нормально. Справимся. Не впервой, уж поверьте.
Доктора окликнули, и она довольно шустро двинулась по коридору.
– А лекарства? –
Вера Матвеевна остановилась:
– Езжайте! Пока ничего не надо. А, да! Сменное белье если только. У нас, знаете, с этим проблема. – Она горестно махнула рукой. – Ветхое все, совсем рванье. Ну, и сок захватите. Только не кислый. А с лекарствами потом разберемся. Да! Телефон свой оставьте. На тумбочке у отца.
Анна быстро вернулась в палату. Отец спал, и лицо его было спокойно: после укола боль, видимо, наконец отпустила.
Она села в машину и рванула в ближайший магазин. Два комплекта белья, теплое одеяло. Термос для чая. Персиковый сок, абрикосовый. Детские творожки в пластиковых корытцах. Влажные салфетки. Туалетная бумага, лосьон. Две бутылки воды без газа. Яблочное детское пюре. Пижама! А вот пижам не оказалось. Продавщица сказала, что надо ехать на рынок – там этого «китайского добра завались». Слетала на рынок, нашла. И обратно в больницу. Отец смотрел в потолок. Увидев ее, обрадовался и попытался привстать.
– Лежи! – гаркнула она и присела на стул.
Он радовался, словно ребенок.
– Анька! А я думал, ты в город рванула.
– Ну да, – усмехнулась она, – сдала тебя в больницу и сразу обратно. А вы лежите здесь, папаша. Подставляйте задницу под уколы и хлебайте супчик! Хорошего же вы обо мне мнения, милейший!
– А работа, Анька? Журнал? – бормотал он, не сдерживая радости.
Дочь была рядом. Значит, все будет в порядке. Деловитостью Анька, когда прижмет, в мать, не в него.
Он рассказывал, что врачиха Вера Матвеевна заходила трижды. Сестра мерила давление и сделала еще один укол. Кардиограмма неважная, но не кошмарная.
– Инфаркт мелкоочаговый, не обширный, – по слогам выговорил он.
Словом, есть шанс.
Анна кивала и соглашалась. Потом отец снова уснул, и она поехала на дачу. Плевать на работу, Попова, сокращения, отпуск и интервью с Городецким. На все плевать. Сейчас главное – папа. Единственный близкий и родной человек на земле. Что поделаешь, так получилось.
В доме, окруженном старым садом (с десяток яблонь, сливы, пара кленов и две березки), было прохладно. Она скинула кроссовки и джинсы, поставила чайник и наконец плюхнулась на диван. «Спать, – подумала Анна. – Только спать. А завтра будем решать. Разруливать все, что накопилось».
Она закрыла глаза, и в этот момент запищал мобильник.
– Анна! Ну, куда же вы пропали? Я признаться, уже волнуюсь.
Голос звучал хрипловато и откуда-то издалека.
– Что? – переспросила она. – Еще раз повторите, пожалуйста!