Эффект Доплера

Артемьева А.

— Ты ведь Умник, понимаешь, почему мне нужно уехать? — я умоляюще смотрю в его голубые глаза и надеюсь, что не потеряю лучшего друга. Остаться без его поддержки сейчас — самое ужасное, что можно себе представить.

— Я всегда считал тебя странным, Кью, — он едва заметно улыбается, понимающе глядя на меня. — Для тебя это действительно так важно?

— Я бы не просил меня понять, если бы ситуация не была безвыходной, Нат.

— Я понял. Береги Сэм. Звони почаще.

Слова «мне нужна твоя поддержка, друг» повисла в воздухе. Тишина длилась очень долго. Никто из нас не решался её нарушить. Но времени мало.

— Ари позаботится о Джуди, а ты позаботься о сестре, —

прошу я, собирая вещи. Наш с Натом зрительный контакт потерян. Сэм ждёт в прихожей. Ариэль выходит к двери и ждёт вместе с ней. Постоянно менять место жительства, на самом деле, очень грустно и паршиво, особенно, когда привязываешься к людям. Я полюбил эту хрустальную девочку со светлыми кудряшками и такими огромными, голубыми, всепонимающими глазами. Поверить не могу, что действительно уезжаю. Я надеялся, что этот день никогда не настанет. Я ведь действительно полюбил этих двоих. Они замечательные люди. Именно поэтому я вернусь сюда в будущем. Я не оставлю их, никогда и ни за что. Может, мы вернёмся ещё раньше, чем думаем.

Я прощаюсь и мне приходится снова вытирать слёзы с лица Ари. Она ненавидит меня, я знаю. Она не хочет всего этого. Поверь мне, малышка, я тоже не хочу. Но это странное ощущение долга висит прямо в моей голове, затмевая остальные мысли. Я должен помочь Сэм, я знаю, что без меня она пропадёт. Может, этим я помогу и себе тоже. Я вернул себе собаку, и чувство вины с десятки спустилось чуть пониже, на твёрдую девять. Может, если помогу Сэм, вина упадёт до восьмёрки?

— Я вернусь, обещаю, — я целую Ари в лоб и закатываю глаза, когда вижу подступающую порцию очередных слёз. — Ну, всё, перестань. Ты уже взрослая.

— Нет, Кью, я ещё маленькая.

И я знаю — она права. Повзрослеть нас обоих заставили обстоятельства.

— Тогда, думай о том, что я уезжаю тебе за подарком, и скоро вернусь. Поняла?

Она едва заметно кивает, и я знаю, что ничего она не поняла, и не хочет понимать.

Я киваю Нату, мол, береги её и сам не кисни. Сэм обнимает Умника, и мы выходим на улицу.

— Ключи, Кью! — он швыряет мне ключи от машины, и я не знаю, как благодарить его за такой щедрый подарок. Это неожиданно. Это очень… по-Натовски. Он всё-таки хороший друг. Я понимаю, что должен вернуться сюда в любом случае. За ними.

— Верни мне её в целости и сохранности, — предупреждает он, подавляя смешок. Нат кивает и на Сэм тоже, я понимаю, что он имеет в виду.

Мы садимся в машину и отъезжаем от места, успевшего стать нам домом. Не Сэм, так мне уж точно. Вряд ли она привыкла к нашему обществу за каких-то 5 дней. Она, кстати, сидит и рассматривает свои колени. Я слышу, как она шмыгает носом.

— Кью, скажи мне, кому мы так сильно нагадили в кашу? Самому Богу что-ли?

— Мне казалось, ты атеистка, — рассуждаю я.

— У меня что, на лице написано?! — наигранно возмущается она и улыбается. Я едва заметно усмехаюсь и отвечаю:

— Да, жирным таким шрифтом.

На самом деле, мы оба понимаем, что усомниться в существовании Бога нас заставила сама жизнь, кошмары, которые мы пережили, смерть близких, скорбь, несправедливость и подобного рода дерьмо. Бог бы не допустил, чтобы хорошие люди так нелепо и бессмысленно умирали. Это ведь несправедливо. Бог бы не допустил парадокса, когда люди во время войны убивают других людей, но изначально война предполагала разрешение конфликтов и бессмысленных смертей. Вся эта глупость, безрассудность — доказательство, что Бога нет. Раньше я верил в него, правда. Теперь не верю, не после смерти Джуди. Нет.

— Я не спала всю ночь, думала.

Я всегда поражаюсь тому, насколько девушки странные существа.

Неужели, нельзя подумать днём? Почему они думают только ночью? У них мозг работает только в ночное время суток? Джуд была такой же. Ближе к ночи у неё включались мозги, она вдохновлялась любой ерундой, начинала рисовать, как бешеная, сочинять какие-то истории, в то время, как я хотел спать. Джуди обижалась на меня за то, что я не такой, как она. Я ничего не мог с собой поделать, ведь мы были разными людьми. Я был обычным парнем, а она — творческой девушкой. Её мышление было совершенно другим. На мой вопрос «что ты приготовишь на завтрак?» она отвечала «что-нибудь красочное и одновременно вкусное», и готовила банальную яичницу с помидорами, усыпая её зелёным луком. Она разукрасила мою жизнь в яркие цвета, этим и прекрасны творческие люди. Они видят красоту в обычных вещах. Я иногда до сих пор жалею, что я обычный, не такой, как Джуди.

— О чём ты думала? — после собственных размышлений мне едва хватило остатков мозга вспомнить, что именно сказала Сэм пару минут назад.

— О будущем.

Красноречивый и весьмя исчерпывающий ответ. Мне хочется спросить нечто саркастическое, но я пока не придумал, что именно.

— Я хочу сбежать куда-нибудь, — говорит, наконец, она.

— Мы как раз этим и занимаемся.

— Нет. Я не об этом. Я хочу забыться, как во время чтения увлекательной книги. Хочу забыть о том, в какое дерьмо вляпалась. Никогда не хочу вспоминать о прошлом, хочу жить настоящим или будущим. Хочу стереть себя, и построить всё заново, с чистого листа. Почему, когда человек рождается, ему не дают возможности исправить свои ошибки? Знаешь, например, человек, который убил другого по нелепой случайности, будет винить себя в этом до конца своих дней. У него никогда больше не будет возможности всё исправить, ведь мёртвые не возвращаются к жизни, ровно так же, как дым не заходит обратно в сигарету, а стрелка на часах не движется в другом направлении.

— Движется, если ты сама её двигаешь. Понимаешь, о чём я?

— Я понимаю лишь то, что ты — любитель спорить.

Я улыбаюсь. Сэм чертовски права — я люблю оспаривать чужое мнение, этим я живу.

— Я уловил суть твоей мысли. Но пойми, жизнь — то ещё дерьмо, и здесь нет второго шанса.

Она молчит. В ближайшие пару часов мы не разговариваем. Я отчаянно пытаюсь вспомнить, где живёт Сильвия Прайс, но этот отрезок стёрт из памяти, и я знаю имя этого ластика — Норман Прайс, мой отец. Когда я увидел смерть своей матери, догадался о всех его тёмных делах, и о том, что именно отец довёл мать до самоубийства, мой папочка решил стереть нам с Джуди память, именно поэтому мы не узнали друг друга спустя столько лет. В день нашей с Джуд встречи я поверил в судьбу, ведь иначе такое нелепое стечение обстоятельств никак не назовёшь. Каков был шанс того, что моя новая соседка — давно забытая старая подруга?

Я сворачиваю направо, и воспоминание вспышкой врезается в моё сознание. Сэм кричит:

— Кью! Что ты творишь?! Остановись, мы разобьёмся!

Её рука хватает меня, помогая держать руль. Она кое-как дотягивается левой ногой до тормоза, и жмёт по ним со всей силы. Я не могу собой совладать, и в эти секунды думал, что умру. Моё сознание сожрала темнота, а в голове звенел чей-то голос.

«Квентин, тебе всего пять лет, и ты не придумал ничего другого, как привести старушку в какую-то полуразваленную беседку в лесу? Но здесь красиво. Эй, что у тебя в руках? Красивое. Что это? А-а, фенечка. Странное слово, впервые его слышу. Это какой-то слэнг что-ли? Кто её сплёл? Ну конечно, твоя подруга Джуди. Давай, я помогу тебе надеть её на руку».