Эффект Доплера

Артемьева А.

— Она ведь мертва, да? — с сочувствием в голосе спрашивает Саманта.

— Да. Думаю, да. Она сказала мне кое-что важное. У моего отца была любовница. Он завещал ей все свои сбережения.

Говорю это и не могу поверить в сказанное. Я был единственным сыном своего отца. И он завещал деньги какой-то шлюхе. Почему он так поступил со мной? Голос внутри меня кричит от досады и от понимания того, что отец совсем не любил меня. Он пытался сделать из меня робота, создать собственное воплощение себя. Я не поддался ещё в детстве, и тогда он решил стереть мне память, заставить забыть о том, что он виновен в смерти матери, забыть

о всех его секретах. Может, именно из-за этого я прожил с ним до 17-ти лет. Если бы я вдруг вспомнил хоть малейшую долю того, что мне начисто стёрли из памяти, я бы убил его ещё три года назад.

Но затем я понимаю, что в семнадцать лет мне бы не хватило смелости сделать это. Я — трус, и всегда таким был. И сейчас таковым являюсь.

— Она, случайно, не сказала тебе имя этого человека? — спрашивает Сэм.

— Да, кажется, её звали Джулией Гилберт.

— ЧТО?! — Сэм определённо бы поперхнулась колой и умерла бы на месте, если бы эта самая кола была сейчас в её горле. — Что ты сейчас сказал?!

— Ты её знаешь? — не понимаю, чего Саманта так завелась. Её истерический крик когда-нибудь доведёт меня до самоубийства. Серьезно, я уже подумываю над тем, чтобы выпрыгнуть в окно из машины.

— Боже, это невозможно, — шепчет она себе под нос.

— Ты знаешь эту женщину? — повторяю вопрос я.

— Боже, Кью.

— Хватит талдычить о боге! — взрываюсь я.

— Меня зовут Саманта Гилберт. И Джулия Гилберт — моя мать.

========== Глава 11 ==========

Поверить не могу. Столько тысяч километров от дома. Два разных города. Мы с этой девушкой никак не были связаны. Не могли. Это невозможно. Через год моих собственных терзаний, погонь от самого себя, мы с Сэм встречаем друг друга.

Вот ведь совпадение?!

И мой чёртов папаня завещал целое состояние (огромное, мать его, состояние) своей любовнице, а по совместительству — матери… угадайте, кого? Саманты Гилберт.

Снова совпадение?!

Кажется, я по уши в дерьме. И Сэм тоже. Ведь, что самое интересное, она не хочет видеть свою мать. Она скрывается от неё. Именно из-за нападения собственной матери Сэм пришлось уйти из дому, вернее, сбежать. Но, вот же ирония судьбы — встреча с её матерью мне просто необходима. Жизненно необходима. Да, я не должен вмешиваться в семью Саманты. Да, отец завещал какую-то часть денег её матери, и по документам всё верное. Завещание я не читал, но уверен в том, что фамилия Гилберт фигурирует там на первом месте. Хотя, второго там нет, и третьего тоже.

Младшая Гилберт бежит от своей матери, а мне наоборот следует найти эту женщину. И как мы поступим, Сэм? Что нам делать, Сэм? Меня ищут копы, Сэм. Мне нужны эти деньги, Сэм.

И тут у меня в голове, яркой лампочкой загорается идея.

— Хочешь отомстить своей мамочке? — ехидно улыбаюсь я Сэм через крышу этой старой развалюхи. Мы медленно вылезаем из машины. Нехотя. Лениво.

— Да, я поняла, что ты имеешь в виду, — она устало улыбается в ответ. Да. Она со мной. Вместе мы добудем эти деньги для семьи Ната, и для меня тоже. Да чего уж там… Сэм тоже следует на что-то жить и за что-то убегать. Уже представляю, как мы с Гилберт, два сраных супермена (поверить не могу, что взял кого-то в свою команду) засовываем свои задницы в окно дома её семьи, крадём деньги, поджигаем дом… нет, с пожаром я, кажется, погорячился.

Кью, неужели ты и вправду

такой любитель поджигать дома? Тебя в детстве не учили, что спички детям не игрушка?

Я провожу рукой по волосам, стараясь отогнать ненужные мысли. Сэм грустно вздыхает. Хотя, нет, скорее, устало. Мы стоим у двери Натаниэля. Я понимаю, что не видел друга четыре дня. Могло быть и хуже. Я думал, что уезжаю минимум на месяц. Благо, за нами не было погони, иначе пришлось бы задержаться, засев где-нибудь в укромном месте. Тем временем осень сменилась зимой, на улице выпал первый снег. А моё настроение перескакивает с грустного на очень грустное, даже, скорее, тоскливое. Выгляжу, как унылое дерьмо, неспособное открыть шкатулку, в которой, чёрт возьми, лежат все ответы. Я торопливо киваю Сэм, мол, стучи скорее, а то холодно. Снег тем временем покрывает её каштановые волосы, окрашивая их в белый. Пара снежинок попадает ей на ресницы. Снег в середине октября — дело привычное.

После стука в дверь мы слышим, как лает собака. Чёрт, я так скучал по собаке. По своему другу. По малышке Ариэль. По этой домашней обстановке. Нат торопливо идёт к двери, мы слышим его глухие шаги. Буквально через секунду дверь открывается. Я вижу, как сияет Ариэль при виде нас. Кажется, они постоянно сидели у двери, ожидая, что мы вернемся. Я тоже улыбаюсь. Раньше я и вправду был уверен в том, что не увижу малышку несколько месяцев. Шкатулка буквально заставила меня вернуться, подвергнув опасности Сэм, ведь её мать знает о её местонахождении. Я ни разу не спрашивал у неё, что будет, если её всё-таки схватят и утащат в родные края. Не спрашивал, потому что знаю ответ — ничего хорошего.

— Привёз игрушку? — спрашивает Ариэль, и я протягиваю ей шкатулку. Она с интересом смотрит на вырезанные в виде паззлов фигурки на верхней залакированной крышке, проводит по ним пальцем.

— Только не потеряй, хорошо? Она мне ещё понадобится.

Она кивает, не глядя на меня, и уходит в гостиную. Джуди семенит за ней, Сэм так же уходит вслед за этой сладкой парочкой, кивнув мне на прощанье что-то вроде «давай, расскажи ему».

Я с благодарностью смотрю на Натаниэля, когда он затаскивает меня на кухню, наливает чай и делает целых три бутерброда, которые я заглатываю за считанные секунды.

Чёрт возьми, как же вкусно он готовит. А может я просто давно не ел. Нат садится напротив, тоже с кружечкой чая, и внимательно изучает, как я, с замашками троглодита, доедаю последний бутерброд… боже, с сыром. Умник, я тебя обожаю! Когда я окончательно дожёвываю, прополаскиваю рот чаем, допиваю целую кружку коричневой жидкости, прошу ещё, и только тогда могу сказать что-то типа:

— Сейчас я тебе такое расскажу, охренеешь!

Нат улыбается, наливает вторую порцию чая, ставит на стол печенье, и спрашивает:

— Почему вы так рано вернулись? Прошло ведь четыре дня.

Я набиваю рот печеньем, от которого несёт каким-то маслом, и стараюсь быстренько проживать. Мысленно благодарю друга за то, что он терпеливо ждёт, пока я наемся.

— Умник, сейчас я расскажу тебе всё по-порядку, а ты слушай.

Я рассказываю ему о родителях Сэм, говорю, что помогаю ей, она в бегах, за ней ведёт слежку собственная мать. Я решаю не говорить о ребёнке, которого Сэм потеряла после ранения ножом в живот.

— Зачем? — не понимает Натаниэль. — Зачем родной матери делать это?