Эффект Доплера
Шрифт:
— Сигарета или пошёл отсюда, — с ноткой раздражения говорю я.
Парень молча протягивает руку.
— Ты уже курил раньше? — спрашиваю.
Он отрицательно мотает головой. Я достаю леденец, который хотел вечером отдать Ариэль, и кладу ему в ладонь. Он смотрит с недоумением.
— Проваливай! — я выпячиваю глаза одновременно с резким рывком головы в сторону юноши. Тот резко отступает назад и уходит, оглядываясь в мою сторону, словно проверяя, не иду ли я следом.
Сэм ждёт меня в пабе, а я здесь хернёй маюсь.
Через пятнадцать минут быстрой
Саманта сидит на том же самом месте, где и сидела в день нашей первой встречи. Я вспоминаю, как прижимал эту девушку к стене, не давай выйти на свободу. Ведь за дверью её поджидали знакомые её матери. Если бы я не решил помочь Сэм, она была бы сейчас совершенно в другом месте, возможно даже, в горизонтальном состоянии.
Я сажусь напротив и машу рукой в сторону официантки.
— Два пива, пожалуйста.
Выпить сейчас не помешает.
— Я не буду.
— А что ты будешь?
Будешь бить меня по лицу? Вытрахивать из меня дух? Резать меня ножами? С ненавистью, вспоминая тот вечер, когда я не ответил взаимностью?
Молчание. Я неторопливо рыкаю в её адрес, словно животное. Официантка тихо смеётся. Она ярко накрашена, но я уверен, что под макияжем скрывается довольно-таки милая внешность — пухлые губы, красивые голубые глаза и густые ресницы. Пепельные волосы. Тёмные брови, значит, она — шатенка. Такой контраст между цветом волос и бровей иногда вводит парней в недоумение.
— Два пива, — повторяю я. — И чипсы, будьте добры.
— Я же сказала, что не буду! — возмущается Сэм и фыркает.
— Я себе, — огрызаюсь я. — А ты погрызешь чипсы. Ты ведь не пьёшь, — кривляю её я, делая голос приторно женским, но не похожим на голос Сэм. Она едва заметно закатывает глаза, и от этого я едва в состоянии подавить смешок..
Официантка поспешно отходит к барной стойке, изредка бросая в наш адрес колкий взгляд.
— К чему весь этот цирк?! — возмущается Саманта. Я смотрю в её карие глаза и понимаю, что она издевается.
— Это ведь ты решила, что остроумно — писать мне эти херовы записочки, — я откидываюсь на спинку сидения и закрываю глаза. Наслаждаюсь этим разговором. Не я писал эту записку. Не я просил о встрече. Она в проигрыше, в любом случае. Ведь не я признался… в своих чувствах.
До меня начинает доходить.
Какой же я идиот.
Сэм открылась мне, рассказала, что чувствует, а я испугался, сделал вид, будто не понял. Проигнорировал. Скрыл свои чувства от этой девушки, от своего друга, даже от самого себя. Не понимал, зачем она наговорила всё это тем вечером, когда ветер был слишком сильным, а я был слишком глупым.
В баре играет известная австралийская певица Сиа. За окном идёт снег, укрывая чёрную землю мягким ковром. Песня весёлая. Можно сказать, новогодняя, в сопровождении
Сегодня день рождение Ната — моего лучшего друга. Всё, вроде как, здорово. Но на душе почему-то паршиво. И непонимание вводит в ступор. Почему мы сидим и грыземся, Сэм? Почему ты молчала все эти дни? Ты ни разу не зашла к нам, а я даже не знаю, где ты живёшь. Ты так быстро ушла в тот вечер. Я не успел сказать ни слова.
— Почему ты написала о моём характере? Он как-то влияет на всё это? — вдруг решаю спросить я. Официант принесла два бокала с пивом и тарелку с чипсами. Я вижу, как Сэм пару секунд колеблется, затем тянет чипсы на себя.
— Потому что твой характер всё испортил, — наконец отвечает она с набитым ртом.
С каких пор она стала дерзить мне?
— Испортил? Может, это ты всё испортила?!
Нет.
Я совсем не это хотел сказать.
Но сказал.
— Да, ты виноват! — рявкает Сэм как-то обиженно и рывком отодвигает тарелку на середину стола, дав понять, что она не хочет, чтобы за неё платили. — Но ты слишком глуп, чтобы понять…
— Глуп?! — срываюсь на крик. — Ты решила, что можешь вот так вот признаться в своих чувствах, и они сразу же станут взаимными?!
Как она может винить меня в этом?
Почему я кричу?
Девушка вскакивает из-за стола и идёт прочь. Даже не выслушав. А я не иду следом. Как и в тот вечер. Она уходит, а я бездействую. Продолжаю сидеть на месте и пялиться на её задницу, которая так упрямо идёт к выходу.
— Пошёл ты, Квентин! — шипит она у двери. — Просто катись к чёртовой матери.
У неё изящная фигура, широкие бёдра, тоненькие ручки. Такие большие глаза, которые смотрят с ненавистью. Смотрят на меня.
И вот наш зрительный контакт потерян. Словно внутри меня выключили свет. Провода оборвались, спутниковое телевиденье больше не пашет.
Оглушающий стук двери. И я снова сижу в одиночестве. Один бокал уже пуст, зато меня ждёт второй. А девушки, которая так по-Сэмовски смотрит мне в глаза, осуждает, ненавидит, но в то же время (надеюсь) скучает по мне… её больше нет. Никто не сидит напротив. Никто не смотрит мне в глаза. Никто не выкрикивает в мой адрес такие неправильные слова. Её нет.
Ты скучала, Сэм? О чём ты думала, все выходные? Уж не обо мне ли?
Размечтался. На что я надеялся? Не видел её три дня, и разве эти пять минут могли что-то решить?
Женская рука ставит на поднос пустой бокал и тарелку из-под чипсов. Я поднимаю глаза. Официантка, кажется, тоже осуждает меня. Конечно, после такого грандиозного спектакля! Почему все кругом решили, будто имеют право…
— Кью, я давно за тобой наблюдаю. И сегодня ты повёл себя как настоящий осёл.
Она садится напротив, где минуту назад сидела Сэм, и сверлит меня глазами.