Эффект проникновения
Шрифт:
До дачи они сумели добраться без особых приключений – приятель Зимина не подвел. Выслушав подкорректированную версию событий и сочувственно покачав головой, он даже снабдил Игоря и Марину небольшой суммой денег на продукты. Самого же приятеля дела удерживали в Москве.
Нахмурившись, Игорь подвинул к себе один лист из разложенных тут же заметок профессора Стрельникова, потом второй.
– Марина, – позвал он.
– А? – Девушка охотно отвлеклась от неинтересной передачи.
– Кажется, я нашел…
– Что нашел?
– Иди-ка сюда.
Марина подошла к Игорю,
– Вот смотри. – Игорь показал ей лист с записями профессора. – Здесь он датирует рукопись приблизительно 1570-1580 годами, и я с ним согласен. Доказательства абсолютно очевидны. Теперь смотри сюда… Вот этот фрагмент рукописи, на греческом языке.
– Вижу. И что?
– Эта буква, так называемая двойная гамма… Долгое время считалось, что она вышла из употребления в конце шестнадцатого века. Но в Лондоне я беседовал на эту тему с профессором Джоном Уинтерспуном… То есть, конечно, мы разговаривали не только о двойной гамме, но затронули и это. Так вот, Уинтерспун неопровержимо доказал, что двойная гамма не употреблялась в греческой орфографии позже тысяча пятьсот десятого года.
Девушка изумленно посмотрела на Игоря:
– Но это значит…
– Это значит, что перед нами подделка.
Брови Марины взметнулись вверх.
– Это невозможно, Игорь. Отец не мог проглядеть столь очевидную вещь. А раз он ее не проглядел, значит, как-то объяснял…
– В том-то и дело! – воскликнул Зимин. – Выводы Уинтерспуна нигде не опубликованы. Он готовит большой труд и не хочет ничего публиковать по частям. Таким образом, и авторы подделки, и профессор Стрельников были убеждены, что двойная гамма – самая обычная буква в 1570-х или 1580-х годах.
– А этот Иоганн Гетц не был старомоден? – поинтересовалась Марина.
– Что ты имеешь в виду?
– Возможно, он употреблял двойную гамму просто по укоренившейся привычке.
– Марина, – терпеливо и наставительно сказал Зимин. – Иоганн Гетц родился около тысяча пятьсот тридцатого года, когда в Европе все и думать забыли о двойной гамме.
– Ну, тогда он мог соригинальничать.
– В принципе, да… В России букву «ять» отменили после революции. Вообще-то никто никому не запрещает писать с ятью, но попробуй найди мне такого оригинала, скажем, эдак в 1980 году…
– Но ведь профессор Уинтерспун мог ошибиться, – не сдавалась Марина.
– Не ошибается только господь бог… Впрочем, и он тоже, иначе зачем бы ему понадобился всемирный потоп… Но я знаком с методом работы Уинтерспуна. Он исключительно точно применяет системный анализ. Мог ли он ошибиться? Да, мог, законы материального мира такого не исключают. Как мог соригинальничать по какой-то причине старина Иоганн Гетц. Тоже не против законов природы… Но я на девяносто процентов убежден, что Уинтерспун прав и я тоже.
– Ладно, тогда докажи мне это. Почему, собственно, считалось, что двойная гамма просуществовала до конца шестнадцатого века? Очевидно, есть какие-то рукописи, книги с двойной гаммой, относящиеся к этому периоду?
– Рукописи – да, но не печатные книги. Заблуждение основывалось на ошибочной датировке
Марина встала со стула, прошлась по скрипучему полу, закурила.
– Подожди, Игорь. – Она выпустила сизое облачко дыма и помахала рукой, разгоняя его. – Отец ведь определял возраст рукописи Гетца не на глазок. По его просьбе применялись как раз эти физические методы… Какие-то радиоуглеродные или спектральные, что ли… А ты называешь рукопись фальшивой только на том основании, что в ней встречается устаревшая буква.
– Физика не моя сильная сторона, – признался Игорь. – Профессор упоминает об этом в своих заметках, но тут я мало что понял… Но, честно говоря, я и не думаю, что вся рукопись фальшивая. Большинство листов подлинные и переплет тоже. Едва ли каждый лист разглядывали под электронным микроскопом… И в подлинной рукописи – поддельная вставка, несколько листов в середине. Вставка, надо признать, просто безупречная. Единственный прокол – двойная гамма, да и это не прокол. На уровне своих представлений фальсификаторы сработали чисто. Откуда им было знать об исследованиях Уинтерспуна?!
– Но в начале и конце тоже есть фрагменты, написанные по-гречески. В них не встречается двойная гамма?
– Нет. Эти фрагменты очень коротки, и в них нет слов с гаммой в том или ином написании, к нашему счастью.
– Почему к счастью?
– Потому что, если бы такие слова там были, авторы подделки обратили бы на это внимание и написали гамму так, как ее писал сам Иоганн Гетц, как было принято в его время. И тогда никто на свете не распознал бы фальшивку. Разве что физики, но они-то, как видишь, до поддельных листов не дошли.
С этими словами Игорь потянулся к сигаретам. Марина подтолкнула пачку к нему, но она была настолько взволнована, что толчок получился слишком сильным и сигареты полетели со стола на пол. Игорь наклонился за ними.
– Твой следующий вопрос, – сказал он, крутя колесико зажигалки, – предвидеть нетрудно.
– Так задай его сам.
– Задаю. Какие именно части рукописи подделаны? И отвечаю: те самые.
– Господи! – воскликнула Марина.
– Тебя это так удивило? Ну, можно было и догадаться…
– Я догадалась! Только от этого не легче. Тут уже не ученые нужны, Игорь, а специалисты совсем другого профиля. Ах, если бы я знала, где найти Кремнева!
– Я думал, вопрос о нем решен.
– «Думал»! – передразнила Марина. – Ты сам все решил, воспользовался тем, что я была в шоке, в отключке! Правильно, я ничего не соображала… Теперь вот соображаю, да поздно. Какое идиотство… По твоей милости мы оказались по уши в…
– Не продолжай! – Игорь поднял руку, не то защищаясь, не то капитулируя. – Ну что же, возможно, я был не прав тогда. Только запоздалыми сожалениями делу не поможешь, Марина… И раз мы все равно не знаем, где искать Кремнева…