Эффект пустоты
Шрифт:
Кто-то подходит сзади и опускает мне руку на плечо. Это Лиззи. Протягивает чашку чая. Некоторое время стоит рядом. Ее рука каким-то образом помогает моему сердцу умерить бешеный темп, я сосредотачиваюсь и заново возвожу защиту.
— Ты знаешь, у кого еще иммунитет? — спрашиваю я, когда ко мне возвращается способность говорить.
Она начинает перечислять имена; некоторых я знаю, других нет. Некоторые семьи уцелели полностью. Но их немного — совсем немного по сравнению с целым поселком. Сколько здесь было жителей? Человек восемьсот или около того?
—
— Еще не закончили проверять улицы. Насколько я слышала, из тех, кого находили в последнее время, все либо больны, либо умерли.
— А что в деревнях поблизости? В таких, как Крианларих, Монахайл и вокруг них? — Иона.
— Я не знаю. На сайте Би-би-си есть карта, где отмечены районы карантина. Можешь посмотреть там или по какому-нибудь новостному каналу. Но не уверена, что найдешь полную информацию.
Семья Ионы живет на изолированной от мира ферме в нескольких километрах отсюда. Это так далеко, что одному из братьев приходилось возить ее к школьному автобусу.
Может, беда их миновала.
3
КЕЛЛИ
Некоторое время я жду на байке Кая, но скоро мне надоедает. Хотелось бы уснуть. Может, засну, если постараюсь?
Сворачиваюсь клубком на траве возле байка и закрываю глаза. Стараюсь отбросить все мысли, ни о чем не думать, но не получается. Тогда принимаюсь считать овец; но такое могло прийти в голову только глупцу. В любом случае почему я решила, что сейчас это мне поможет, если не помогало, пока я была живой? Это просто безумие.
Можно пойти к Каю или Шэй, но когда я оглядываюсь и вижу, чем они занимаются, желание пропадает. Шэй в главной палатке, изо всех сил старается помогать больным, но у нее не очень хорошо получается. Кай носит тела к костру через теннисный корт, у него мрачное и строгое лицо, как тогда, в Ньюкасле.
Обследую Киллин. Это не занимает много времени: он маленький, и, кроме того, я уже бывала здесь с Каем, когда мы искали Шэй. Есть главная улица с магазинами и прочими заведениями, от нее отходят переулки с домами. И тишина. Мертвая тишина.
Замечаю людей в защитных костюмах, поднимающихся по дороге к парку. Через несколько минут после них от парка этой дорогой идет другая группа. Время пересменки? Следую за теми, что возвращаются.
Они проходят по главной улице и останавливаются перед большой палаткой. Один говорит что-то охраннику у двери, и все заходят внутрь. Там установка для обеззараживания, пластиковые занавески, шланги. Они по одному проходят обработку, снимают свои костюмы и бросают их в огромный биозащитный контейнер. Ничего высокотехнологичного, как в подземелье на острове, где я бродила за медсестрами, здесь нет. Наконец они по очереди принимают душ, одеваются и проходят в дверь на другом конце палатки.
Она ведет в какое-то здание. Здесь еще военные; они смотрят на большую карту на стене, утыканную булавками и покрытую красными и зелеными кольцами. Пожилой мужчина гаркает на остальных — должно быть, он тут самый главный.
Идет что-то вроде совещания между здешней группой
За их спинами кто-то рисует еще одно красное кольцо на карте — оно охватывает все уже нарисованные. Но внутри красных колец то там, то тут видны маленькие кружочки зеленого цвета.
— И как, по вашему мнению, нам изолировать эту разрастающуюся зону с имеющимся личным составом?
— Мы все на пределе. Постараемся подбросить вам людей, но пока обходитесь своими силами; выбора нет.
— Нам придется сократить охрану на блокпостах до одного человека, причем не только на маленьких.
— Или отвести людей из таких безнадежных мест, как Киллин. Мы не можем на это пойти!
І — Сколько в поселке людей с иммунитетом? Они могут продолжить то, что вы начали.
Проверяют список.
— Тридцать восемь, но некоторые из них дети.
— Добавьте еще двоих, они прошли через блокпост сегодня утром, хотя, допускаю, они могут и не остаться.
— Имена?
— Кай Танзер и Шэй Макаллистер.
— Мы напишем приказ об усилении всех мер сдерживания. Каждый должен остаться за внутренним периметром зоны карантина.
— Но, сэр…
— Исполняйте.
4
ШЭЙ
К концу дня, выбившись из сил, мы наконец выезжаем из поселка и поднимаемся по холму. Вдали от палаточного госпиталя и горящей плоти все выглядит так обычно — поднимающиеся в небо горы и озеро, блестящее внизу. Такими они были задолго до того, как сюда пришли люди. И останутся такими, когда мы превратимся в пыль.
Кай сворачивает на нашу аллею, останавливает байк перед нашим домом. Выглядит дом как всегда. Солнце сверкает в окнах на фронтоне, которые я вымыла; замечаю разводы в тех местах, где терла кое-как. Мама загрузила меня работой, а я была обеспокоена и раздражена. И это оказался последний нормальный день, который мы провели вместе.
Слезаем с байка, и я вижу — что-то не так.
— Что случилось с нашей парадной дверью?
— Старая леди в конце вашей аллеи сказала, что это сделали военные. Они приехали перепроверить тебе температуру, вы не отвечали, и они взломали дверь, чтобы найти вас.
— Но нашли только пустой дом.
— Да.
Вхожу в дверь. Мамин Будда на месте; живот блестит от поглаживаний на удачу — мы делаем это всякий раз, переступая порог дома. Не могу сказать, что нам сильно повезло.
Не успеваю подумать, что наконец-то Келли отстала от меня, и она тут же оказывается рядом. «Тебе повезло. Ты до сих пор жива».
«Точно» — забыв, что решила игнорировать ее, мысленно отвечаю я, и она улыбается.
Закрываю глаза. «Это только подтверждает, что ты плод моего воображения, — думаю я в ее сторону. — Если бы ты существовала, то не знала бы того, о чем я только что подумала, и это доказывает, что я тебя выдумала. Ты воображаемый друг; такие бывают у одиноких маленьких детей. Это все из-за душевной травмы и прочего».