Эффект шимпанзе
Шрифт:
— Я понял, о чем ты, — вставил Алекс, — можно объяснить с другой стороны? — и, получив от Хассана кивок, принялся рассказывать:
— Это один из парадоксов свободной воли. Заключается он в том, что невозможно запрограммировать в творении любовь к творцу. Она должна быть осознанным выбором. А это значит, что любовь невозможна без свободы воли и сознания. Но это также означает, что хотя бы в принципе должна существовать возможность противоположного выбора. Которой, по-видимому, и воспользовались эти роботы.
— Если это не
— Ты полагаешь, что они обладают сознанием? — уточнил Мун, проигнорировав его реплику.
— Очень маловероятно, — ответил Алекс, — сознание требует сильного ИИ, а его математически невозможно реализовать на классических автоматах. Если только они не придумали какую-то совершенно новую машину, во что лично я не верю. Свободу воли можно имитировать с хорошим уровнем достоверности — для их целей этого должно быть достаточно. Надо достать документацию, чтобы удостовериться. Или образец.
— Почему мы раньше не знали о существовании таких штуковин? — поинтересовался я.
— Может даже и знали… — ответил Алекс, — просто достаточно антропоморфный ИИ появился уже после начала их гражданской войны, а потом была подписана Гонконгская конвенция. Так что высококачественные гиноиды остались игрушкой для малочисленной местной элиты: во всем остальном мире они запрещены. Потому мы о них и не слышим. Но секрета они из этого, вроде бы, не делают. Тем более странно, что эти образцы от нас пытаются скрыть…
— О, посмотрите-ка, — подал голос Габриель, все это время изучавший сделанные фото- и видеозаписи, — Вот это никакой не провод. Знаете, что это?
— Ну да, толстоват для провода, — согласился Хьют, — а на что похоже?
— Это хвост. А вот это уши. Кошачьи, похоже.
— Ну… по крайней мере, теперь мы можем быть уверены, что это андроиды, — прервал Габриель повисшую на несколько секунд тишину.
— Что ж, моральную ответственность за бездействие это с нас снимает, — заметил Скотт.
— Не факт. Пусть выглядит оно не совсем как утка, но крякает именно так, — возразил я.
— Я связался с командованием, — объявил вдруг Мун, — И мы займемся этим вопросом. Хотя бы потому, что он может иметь прямое отношение к основному расследованию.
— И… как именно мы им займемся? — спросил я.
— Сейчас придумаем, — ответил Мун, и уже через минуту, выйдя из транса, принялся командовать, — Во-первых, разбиваемся на две группы. Первая идет разбираться, вторая остается и обеспечивает поддержку, а также охраняет Стива. Кандидаты в первую?
Скотт, Хассан, Алекс и Габриель подняли руки.
— Ясно все с вами. Со мной пойдут Скотт и Алекс. Большая группа будет недостаточно мобильной. Хассан остается за главного.
Хассан и Габриель пожали плечами, а Скотт и Алекс принялись судорожно обдумывать, на что они согласились.
***
С точки зрения случайного прохожего наша группа не должна была ничем выделяться: мы оставили мечи и надели более
— Мы в нужном корпусе, — сообщил командир, — Держитесь поближе к опорным зданиям, из которых можно спуститься в старый город. Это хороший маршрут отступления.
Мун со своей группой вышли из лифта в какой-то темный коридор и неслышно побежали по нему вперед. Двери позади них закрылись. И неожиданно послышался голос Скотта:
— Постойте.
Мун обернулся. Следователь показывал куда-то в темноту, справа от лифта. Никто, кроме него и командира, не видел ничего подозрительного, пока Скотт не пояснил:
— Когда мы вышли, там горела кнопка вызова.
Мун ничего не ответил, молниеносно выхватывая меч. А в следующую секунду его сигнал оборвался.
После мимолетного оцепенения Хассан чертыхнулся и ударил кулаком в стену, а затем выхватил Хеликс и прострелил ближайшую охранную камеру. Теперь приказ командира скрываться, поначалу казавшийся параноидальным, уже не вызывал ни у кого сомнений. Хотя мне все равно не верилось, что худшие опасения Муна оправдались.
— Здесь разделяемся, — быстро зашептал Хассан, — Стив — за мной, остальные — к другому опорному корпусу. Цель: старый город.
Хьют и Габриель тут же исчезли из виду, а я побежал за Хассаном вглубь здания, у входа в которое мы остановились.
41 этаж. Мы не могли бежать непрерывно, потому что перед каждым встречным прохожим нужно было замедлиться для минимизации подозрений, а каждую камеру аккуратно обойти, или хотя бы скрыть от нее лицо. Использовать лифт слишком рискованно. К счастью, поиск пожарной лестницы почти всегда был тривиальной задачей.
34 этаж. Хассан затормозил, прислушиваясь; затем повернулся, и без лишних комментариев бросился прочь от лестницы. На самом этаже тишину нарушала лишь вентиляция. Мы пошли на ее звук, вскоре наткнувшись на незапертый служебный проход, ведущий в вертикальную шахту с удобной лестницей.
28 этаж. На наше счастье, здание почти целиком состояло из служебных помещений, в основном связанных с водой: обслуживание приливной электростанции, очистка, опреснение и гидропоника. Как следствие, на нашем пути встречалось очень мало персонала, а роботы не обращали на нас никакого внимания. Но эта идиллия не могла тянуться долго: снаружи уже жужжала пара полицейских конвертопланов.
На этот раз, воспользовавшись рельсом грузового лифта гидропонной секции, мы спустились на 25 этаж.