Эффект шимпанзе
Шрифт:
— Нет уж, проблема с ней начинается куда раньше. Сама аналогия некорректна. Овцы и волки не могут менять свои роли, в отличие от людей.
— Если мы все еще о теории игр, то такое маловероятное событие, как пересмотр человеком его роли, вообще не должно учитываться в модели как решение.
— Почему-то, когда за дело берется профессионал, эта вероятность резко возрастает.
— Да, тут есть, над чем задуматься. Вот ты, Пирсон, не расскажешь, что он тебе наплел? — Фай неожиданно обратился к Скотту, до этого усиленно хранившему молчание. Тот долго обдумывал
— Что для тебя победа? Какова конечная цель твоих действий?
— А ты уже не помнишь? Когда-то мы ее разделяли. Абсолютная свобода.
— Значит, наши цели перестали совпадать. Все просто.
— Все началось с того, что ты забыл определение, — Мун перехватил инициативу у своего подчиненного, видя, что его голос едва заметно дрожит, — Свобода одного кончается там, где начинается свобода другого. В противном случае это уже право сильного. Которым ты сейчас и пользуешься.
— Нет уж, сейчас вы вперлись на мою территорию, и я считаю себя вправе постоять за собственную свободу — по твоим же собственным критериям.
— Свободу делать что?
— Свободу не объяснять каким-то случайным прохожим, что я делаю.
— Давай рассмотрим два возможных сценария. Первый: все, что ты делаешь, нормально. В таком случае нам следует просто разойтись. Второй: твои действия нарушают чью-то свободу — скорее всего, кого-то слабого. Тогда получается, что твоя цель противоречива: абсолютная свобода одного достигается нарушением свободы других. Или у тебя есть способ обеспечить свободу слабым, не ограничивая сильных?
На самом интересном месте Фай вдруг приложил палец к уху, прищурился, пробормотал что-то запредельно ядовитое, и, наконец, разочарованно вздохнул.
— Я не очень хочу это признавать, но наша доблестная полиция все-таки ухитрилась растерять остатки твоего отряда, — он виновато развел руками, — Так что я действительно не вижу смысла продолжать диалог. Можешь отправляться на поиски сам. Мне даже интересно, получится ли их разыскать у тебя.
— Мне не менее интересно, сможешь ли ты докопаться до дна этой кроличьей норы. Расскажешь, что найдешь, окей? — добродушным тоном парировал Мун. Даже по записи чувствовалось, что с плеч командира свалился Эверест.
— Не пойми меня неправильно. Это не твоя победа, а наш промах, — пригрозил Фай, — И, если хочешь убраться из страны не по частям, делай это в ближайшие сутки. Поскольку добавлять «и не возвращайся» бесполезно, просто предупреждаю: в следующий раз не вздумай забыть меч.
***
— Они поймали всех, кроме тебя, — добавил Мун, когда я закончил просмотр, — Так что ты всех спас. Снова.
— Что-то я ничего не понял.
— Они не могли атаковать нас, не поймав тебя или не удостоверившись, что ты мертв. Чтобы пропихнуть свою версию случившегося, им надо было убить всех одновременно.
— И зачем?
— Вот это самый интересный вопрос. Думаю, мы уже упустили шанс на него ответить. Но, очевидно, если они пошли на такие
— Тогда… нужно разобраться с единственным вопросом, который нам по силам, — написал я.
***
Операция должна быть рутинной и безопасной — по крайней мере, так меня успокаивали врачи. При этом у них на лицах было написано: «мы понятия не имеем, что сейчас произойдет».
Я снизил чувствительность обратной связи до минимума, но место ожидаемого вмешательства все равно ощущалось. Тогда Габриель провел местную анестезию, и вместе с каким-то неизвестным мне напарником приступил к работе.
Многострадальную кожу на затылке, только успевшую принять нормальный вид, снова пришлось подвинуть. Затем врачи долго возились с металлической пластиной, заменяющей мне кусок черепа: похоже, крепилась она как-то нестандартно. Я не почувствовал, когда ее наконец сняли, но понял это, когда один из врачей икнул.
Мун присутствовал здесь же, у меня за спиной, в таком же стерильном врачебном облачении. Врачи расступились, пропуская его получше рассмотреть открывшуюся картину. Я слышал, как он вздохнул, так ничего и не сказав. А затем передо мной открылся диалог видеовызова.
«Принять»
Командир, решив обойтись без лишних слов, просто передавал мне то, что видели его собственные глаза. Этого оказалось более чем достаточно. И поначалу у меня возник только один вопрос.
На кой черт устройству, находящемуся внутри черепной коробки, светодиодная индикация?!
***
Нет, конечно, я уже догадывался, что увижу. И, тем не менее, не верил своим глазам. Равно как и все остальные. Реальность оказалась не просто бредовей, чем мы ее себе представляли, а бредовей, чем мы могли себе представить.
Какой-то небольшой части меня — видимо, безбашенному исследователю, который так хотел в космос — развитие событий даже нравилось, поскольку обещало еще более глубокие переделки в будущем. И эта часть сейчас тихонько посмеивалась над остальными «пессимистами», обессилено бродившими по замкнутым кругам логики.
Как там говорят — отрицание, гнев, торг, что-то еще... принятие. Отрицать очевидное у меня никогда не получалось, поэтому основной эмоцией стал гнев. Благо, у него была четкая цель: Винсент Лоран.
«Что ты, старик, вздумал поиграть в бога? Мало нам было проблем?..»
Хотя, если задуматься поглубже… В чем я его обвиняю? В том, что создал меня — если это вообще его работа? Но альтернативной для меня было бы просто несуществование — разве я выбрал бы ее?
Шальная мысль промелькнула в моей голове. Одна из тех, при виде которых сознание шарахается в сторону с выражением «я ни при чем», которые внезапно возникают из ниоткуда и так же исчезают. Состояла она в следующем: если я прострелю себе голову, то разожмется ли палец, держащий курок, или пистолет так и будет палить во все подряд, пока не кончатся патроны? У обычного киборга палец разжимается — это я точно знал.