Эфиоп (Книга 1)
Шрифт:
Гумилев доставал из-за уха огнеупорную иглу купидона, затачивал ее на оселке из лунного камня, макал в походную чернильницу и, трясясь на спине мула, записывал этот офирский фольклор в толстую амбарную книгу. К концу путешествия Гумилев был в ужасном виде: платье изорвано колючками мимоз, кожа обгорела и стала медно-красного цвета, левый глаз воспалился от солнца, нога болела, потому что упавший на горном перевале мул придавил ее своим телом, к тому же у Гумилева случился острый приступ ишиаса, поясницу ломило, его скрючило в букву "Г", - на заставах Гамилькар снимал его с мула, растирал поясницу купидоньим ядом и опять усаживал в седло.
Но вот
Восемь дней от Харрара я вел караван
сквозь библейские Лунные горы
и седых на деревьях стрелял обезьян,
засыпал средь корней сикоморы.
На девятую ночь я увидел с горы
этот миг никогда не забуду
там внизу, в отдаленной равнине, костры,
точно -красные звезды, повсюду.
__________________________
1 Морра (итал.) - примитивная игра, в которой каждый из партнеров должен угадать сумму пальцев, разжатых одновременно им самим и противником. В России известна под названием "тюремное очко". (Прим. ред.)
2 Любое (укр.).
3 Петру Первому (франц.).
ГЛАВА 16
ЧЕРНЫЙ ЧЕЛОВЕК
Водит пальцем по мерзкой книге
И, гнусавя надо мной, как над усопшим, монах,
Читает мне жизнь какого-то прохвоста и забулдыги,
Нагоняя на душу тоску и страх.
С. Есенин Черный человек
Гайдамака между тем вернулся домой (отец Павло на своем инвалидном мотороллере сильно отстал), обнаружил настежь открытую дверь и стал в дверях вспоминать: закрывал ли он дверь перед своим поспешным исходом в Киево-Печерскую лавру? Мог и не закрыть, все равно красть нечего, кроме Люськиного дивана и мельхиоровых спортивных кубков. Он вошел в комнату и остолбенел. Люськи дома продолжало не быть, дивана тоже не было (наверно, Люська забрала, он разрешил), зато на полу на его стеганом одеяле лежал курчавый красивый негр и читал вверх ногами газету "ЯАКСДАРГЙЯЛУГ АДВАРП" ("ГУЛЯЙГРАДСКАЯ ПРАВДА").
На растерянный вопрос Гайдамаки: "Это что еще за такое!?", негритос глянул на него перевернутыми глазами с перевернутой на затылок головы, вскочил, заулыбался до ушей и предъявил новенький красный советский паспорт, где в пятой графе черным по белому было сказано, что этот негр по имени Алехандро Гайдамакайя является эфиопским фалашем с местом рождения в городе Логоне, паспорт выдан вчера Гуляй-градским РОВД, подписан Шепиловым; и на чистом русском языке стал рассказывать Сашку удивительную историю о том, как он (негр) шел по мосту из Аддис-Абебы в Тель-Авив и заблудился: любой мост, как и всякая палка, имеет два конца, - объяснял негр, - этот же мост имеет три невидимым третьим трансцендентальным своим концом этот мост упирается прямо в гайдамакино окно; негр влез, никого не было, вот он и прилег отдохнуть, но он сейчас уйдет. Все в этом рассказе было поразительно, в особенности то, что имя-фамилия негра тоже были Сашко Гайдамака, и то, что негр этот был точной копией Сашка, вот только черной, негативной копией.
Сашко вспомнил наказ отца Павла и возлюбил этого негра как самого себя, потому что Сашко, как и все маргиналы, был культурно неустойчив - мог и негров полюбить, если ему скажут, что так надо. Скажешь ему: "Хипди-русси-пхай-пхай!", и он согласно кивает: "Пхай-пхай, а как же!", или: "Русский с китайцем братья навек" - вот и хорошо, вот и близкие родственники.
Негр тем временем заторопился. Он был в военной тропической форме "листопад" - высокие ботинки, шорты с бахромой, рубашка с короткими рукавами. Закинул
Тут и отец Павло подоспел и тоже застыл в дверях.
Негр вылез в окно, отнял руки от подоконника, но не упал вниз с шестого этажа на ржавую свалку под домом, а крепко на чем-то стоял ногами. Подмигнул отцу Павлу, сделал ручкой "до свиданья", повернулся и пошел по воздуху в Тель-Авив.
– Видел?
– прошептал Гайдамака.
– От, - выдохнул отец Павло.
Они подошли к окну. Негр поднимался над Финским заливом в сторону Кронштадта - невидимый мост, вроде радуги, наверно, растянулся над заливом крутой дугой. По мосту - то есть по воздуху - ходили удивленные вороны и чайки и клевали какие-то крошки. Облака висели низко. Было хмуро, но не туманно. Пятнистая форма негра маскировала его в сизом небе. Негр уходил, уменьшался, вошел в облака и исчез. Вороны и чайки закричали, закаркали и взлетели.
– Счас я попробую!
– загорелся Гайдамака и полез в окно. Его неприятно кольнуло, что негр передал Люське привет. Люська была придурковатая и дерганая - могла уже сговориться ехать с этим негром в Израиль.
– От!
– Отец Павло дал ему подзатыльник, стащил с подоконника и провел следующий эксперимент: взял в углу топор и бросил вниз из окна. Злополучный топор полетел с шестого этажа и упал на ржавую свалку. Моста уже не было. Гайдамака почесал в затылке, а отец Павло осмотрел окно. Сбоку на подоконнике стоял пыльный кактус. Двойная застекленная рама была любовно украшена резными наличниками, которые Гайдамака сам вырезал топором - он любил вырезать по дереву всякие узоры.
– Живи у меня, - сказал Гайдамака.
– Живи сколько хочешь. Я один боюсь. Пропишем тебя в Гуляе, у меня тут в милиции знакомый Шепилов.
Отец Павло не отказался, но и не дал согласия.
– Будем вместе пить, - стал уговаривать Гайдамака.
– Тикай от этих хохлов.
– Ты же сам хохол, от, - сказал отец Павло.
– Точно!
– невпопад ответил Гайдамака.
– Женим тебя на хохлушке. Хохлушки очень даже ничего себе, цветочки садят, борщи варят.
– Галушки всякие, - задумался поп.
– Вареники, - напомнил Гайдамака и решил: - Женим тебя на Элке, соседке, Кустодиевой!
– Идем за водкой, подуматы треба, от, - уклончиво сказал отец Павло. Что-то ему не хотелось жениться, от.
Ушли, оставив окно открытым, чтобы негры, если таковые опять появятся, могли войти.
Приложение к главе 16
Национальный музей Офир
ОКНО В ЕВРОПУ (с форточкой)
СССР, Гуляй-град, XX век
Обрезная доска, стекло, резьба по дереву.
* * *
Примечание: автор, не желая загромождать роман всякими архитектоническими (от мудреного термина "архитектоника") излишествами, все же не смог отказать себе в удовольствии графически изобразить знаменитое окно в Европу.
ГЛАВА 17
...когда потребуют поэта...
А. Пушкин
ГРАФФИТИ НА ОКНЕ В ЕВРОПУ
(Россия)
Сашко Гайдамака
БЕЛАЯ ГОРЯЧКА
Допустим, брошу. Белая горячка
дней через пять признает пораженье.
Из нежно промываемых извилин
уйдут кошмары скорбной чередой:
пальба из танков,
Горби,
перестройка,
культ личности,
Октябрьское восстанье,
потом - отмена крепостного права,
и Пушкин,
и Крещение Руси...