Его большой день

Мориц Рудо

Надо было решить, как наладить связь с Никитой, с селом, кирпичным заводом и лесопилкой. Узнать, кого забрали, а кто остался на свободе. На кого можно в будущем рассчитывать.

— Но из нас ведь никто не может спуститься вниз, — сказал стрелочник Выдра.

— Да, Штефан, ты прав. Сучаны сейчас как осиное гнездо. Иуды всегда найдутся, — согласился с Выдрой Шимак.

— Кто же тогда?

— Пойти может только Брнчала или пастух.

Позвали Причалу.

Бача сначала косо смотрел на пришельцев. С их приходом жизнь его круто переменилась. Раньше

в овчарне было тихо, а теперь то и дело слышались удары кирки, стук топора, громкая речь. Все это было для него так непривычно, что сначала он ходил как потерянный. Даже есть не хотелось. Настроение у него исправилось только под вечер, когда Ганзелик сказал:

— Послушай-ка, Адам, а не починить ли нам твою овчарню? А то она у тебя развалится я овцы так разбредутся, что и не соберешь.

— Чините, если вам охота, — проворчал бача, думая, что Ганзелик просто шутит.

Но тот весело похлопал его по плечу и сказал:

— Починим и новую построим. Вот выроем землянку и за овчарню возьмемся.

Брнчала смягчился. Как только ему посулили помощь, он сразу стал ласковее.

— Ну, чего вы хотели?.. Овцу зарезать, что ли?

— Ты все боишься, что мы тебя объедим, — засмеялся Хорват. — Нет, нет, Адамко! Сходи-ка вниз, в село.

— Ну что ж, это можно, тем более у меня там дела, — кивнул бача. — Надо хозяевам сыр отнести.

— Хорошо, Адам, заодно и наши дела уладишь.

— Но я не хочу вмешиваться в ваши разбойничьи дела, — возразил Брнчала, догадываясь, какое поручение ему дадут.

— Да какие же мы разбойники! — улыбнулся Шимак в редкие усы. — И потом, это дела не только наши. Мы ведь боремся за справедливость. И стараемся не только для себя, но и для вас, Брнчала! Чтобы вам не доводилось ходить в рваных штанах. Вот и вы нам помогите…

Бача смутился. Он поглядел на свои штаны и почесал заросший затылок. Гм, может, они и в самом деле борются и за него? Но как же они борются, если все пришли сюда, думал он.

— Ну ладно уж, говорите, что вам там надобно! — После недолгих размышлений он согласился быть связным между селом и революционным комитетом.

— Осмотришься, узнаешь, кого за последнее время арестовали, разведаешь, что об этом говорят люди, а потом сходишь во «Взрыв», к нашим. Скажешь жене или сыну, что мы скоро придем. А Никита пусть готовится в путь. Не забудь имя: Никита!..

Рано на рассвете бача взвалил на спину плетенную из лыка корзину, наполненную сыром и оштепками, в руку взял суковатую палку и подался в путь.

Хорватова как раз возилась у плиты, когда бача постучал палкой в дверь. Она до смерти перепугалась. Ее посеревшее от страданий лицо стало бледным как мел. Вчера в дом снова нагрянули непрошеные гости, которые молча отвернули лацканы пиджаков и показали блестящие значки. Спрашивали, не вернулся ли ее муж. Хотели узнать, что за люди собирались во «Взрыве».

— Да не знаю я, господа хорошие, — твердила перепуганная женщина.

Ничего не добившись от матери, они стали расспрашивать Йожо. Но мальчик

не сказал ни слова. Он помнил о крепком отцовском рукопожатии, когда давал ему слово молчать. Сдержать это слово он теперь обязан больше, чем когда-либо раньше. И как раз перед этими людьми надо держать язык за зубами, что бы то ни было! Они долго мучили его придирчивыми вопросами, угрожали. Ничего не добившись, снова взялись за Хорватову.

— Да не знаю я, где он… Сюда никто не приходил, никого я не видела. За что мне такие мучения?

С уходом Хорвата на нее навалилась новая беда. Хорват не успел получить зарплату, а она не осмелилась за ней пойти. С ужасом думала она о будущем: скоро они останутся без гроша. А дети?

И теперь, когда снова раздался стук в дверь, мать Йожо вся затряслась от страха. И еще больше испугалась, когда увидела мужчину.

— Дай вам бог добрый день, — поздоровался бача, теребя в заскорузлых пальцах засаленную шляпу.

— Будьте здоровы… С чем пожаловали, добрый человек? — спросила мать, присмотревшись к пришедшему. Увидев, что пришел простой крестьянин, она успокоилась.

— Копченого сыру не купите? — спросил бача.

— Да где там!.. Мы ведь не господа. Откуда у нас деньги на такое лакомство, — махнула рукой Хорватова.

Йожо в это время как раз закончил колоть дрова. Он внес в кухню большую охапку дров и сложил их у плиты.

— Здравствуйте! — поздоровался он с бачей, которого видел в доме впервые.

Хотя Хорватова и сказала, что сыр не купит, Брнчала не уходил. Наоборот, закрыл дверь и сел на шаткую табуретку. Хорватова удивленно посмотрела на него. Не задумал ли он чего? Но тут же решила, что он устал. «Пускай себе сидит», — подумала она и снова взялась за работу.

— Есть не хотите? — прервала она вскоре молчание.

— Есть?.. Да нет, я по дороге поел хлеба с сыром. Нет, добрая душа, я не голоден.

— Тогда посидите, отдохните, — сказала мать и повернулась к сыну: — Поищи Зузку! Пусть идет обедать.

Йожо хотел было выбежать, но Брнчала сделал знак рукой, чтобы он остался.

— Меня Ондро к вам прислал.

У матери от неожиданности выпала миска из рук. Боже мой, неужели что-то случилось? Две пары глаз уставились на бачу.

— Они там, наверху, в горах. У них все в порядке. (Теперь Хорватова узнала бачу.) — А он продолжал: — Чувствуют себя хорошо… Просили передать, что придут. И что, мол, этот… ну, как его… Никита пусть готовится. Пойдет с ними.

Йожо подошел к баче и пожал ему руку. И у матери лицо просияло. Ведь весточка от отца — первая весточка — была такой радостной!

— Придут? А когда придут? — интересовалась мать.

— Не знаю. Не сказали… Ждите. Скорее всего, ночью.

Бача встал и собрался уходить.

— Погодите, поешьте хоть супу, — приглашала его Хорватова.

— Да мне не хочется. Я разносил хозяевам сыр, и хозяйки меня угощали… Да, чтоб не забыть, вот и для вас принес.

Он выложил на стол сухой коричневый кружок копченого сыра, запах которого наполнил кухню.