Его большой день
Шрифт:
У Йожо пот выступил на лбу. Он ломал себе голову: ну как же выйти из положения? Но ничего подходящего придумать не мог. Понимал только, что о Никите никто знать не должен.
— Ну? — приставал Габо.
Йожо молчал. Лишь растерянно смотрел на друга и старался придумать что-нибудь правдоподобное. Но в голову, как назло, ничего не приходило.
— Ну что ж, не хочешь — как хочешь, — сказал Габо и встал, чтобы уйти.
Вот он уйдет, и Йожо останется один. А ему не хочется ссориться с Габо. Ведь он его лучший друг.
И он решился.
— Клянись, что будешь молчать как рыба.
Габо в этот момент, сунув руки в карманы, уже заворачивал за угол сушильни. Он оглянулся на вид равнодушно. Хорошо это у него получилось. На лице было написано: если хочешь — говори, а не хочешь — ты мне не друг.
— Только и всего? Даже не пикну. Как сто рыб, сто раков, сто лягушек… хватит? — И Габриель медленно вернулся и сел в траву среди полыни.
— Тебе первому рассказываю! — подчеркнул Йожо важность тайны. — Честное слово, первому…
И он рассказал о Никите. Правда, кое-что изменил, чтобы Габо все-таки знал не все.
— У него передатчик есть? — перебил его Габриель. — Настоящий передатчик?
— Настоящий, — кивнул Йожо. — Да не ори ты, балда!
— Вот моя рука и честное слово! — подал Габо другу не совсем чистую руку.
Рука Йожо была влажной от волнения.
— Ладно уж, если ты так хочешь, пойдем, когда настанет час. Но своди меня к этому парашютисту, Йожик! Боже ты мой, я ведь еще никогда не видел настоящего передатчика. Где он?
— В… — Йожо в азарте чуть не проговорился, но вовремя опомнился и вскочил как ужаленный. — К нему нельзя! Чужих запрещено к нему водить.
— А разве я чужой? — обиделся Габриель, но уже не был так настойчив, как раньше.
Убедить младшего Ганзелика было трудно. Йожо вообще пожалел, что произнес при Габо имя Никиты. Его мучило, что он не сумел сдержать слово. Он старался успокоить себя тем, что самого главного не сказал. Габо не знает, где Никита находится. Но совесть продолжала его мучить.
Габриель смотрел на приятеля исподлобья, но, поняв, что Йожо не намерен больше говорить, махнул рукой и спросил:
— Ты сказал, что, может быть, через некоторое время?
— Может быть, — кивнул Йожо с облегчением.
— Ну так пообещай мне хоть потом, когда будет можно, сводить меня к нему. Настоящий передатчик! Черт побери!
— Ну ладно, если смогу… — согласился Йожо, радуясь, что все обошлось.
Когда они вышли из-за сушильни, управляющий кирпичного завода заметил их, погрозил кулаком и крикнул:
— А ну, сорванцы, выметайтесь отсюда, не то я вас палкой хорошенько огрею!
Они тут же улетучились. Управляющий был человеком жестоким, безжалостным.
Для рабочих хуже черта. Габо не мог забыть, как он наорал на работницу, когда на завод принесли парашюты.
— Вот покажут тебе, где раки зимуют, — проворчал он вслед Швецу.
Отбежав на безопасное расстояние, ребята
— Приходи завтра!
— Зачем?
— Приходи, пойдем форель ловить, — загадочно улыбнулся Габо, вытащил из кармана заштопанных штанов намотанную на дощечку леску с крючком и сунул ее приятелю под самый нос. — Видишь? Настоящий крючок. Я купил.
Йожо и хотелось на рыбалку и нет. Если он пойдет, то не сможет посидеть у Никиты.
— Не пойду, не хочу и форели.
— А ты отнесешь ее этому… как его зовут… — предложил Габо приятелю.
— Никите?
— Да, ему…
— Ладно… тогда пойдем, — решил Йожо.
Комитет продолжает работу
В колибе у бачи Брнчалы было тесно, как в клетке. Даже бача один со своими сырами с трудом в ней помещался. Пастуху Матушу приходилось спать у самых дверей, и ноги его почти торчали наружу. В холодные ночи он сильно мерз.
Прибывшие в колибе не поместились. Но их это мало заботило.
— Построим себе новую колибу, — предложил Хорват.
Учителю Шимаку пришла в голову мысль получше.
— Выкопаем землянку, — сказал он. — Это будет надежнее.
С его предложением согласились все. На другой день с раннего утра принялись за работу. Утренний холод все равно не давал спать. Бача принес им кирку и лопату — весь свой инструмент. Пришлось чередоваться по двое.
Для землянки выбрали место на крутом берегу под большой елкой. К вечеру просторная землянка была готова. Сверху ее прикрыли ветками и забросали землей. Снаружи все обложили дерном. Пол внутри выстлали ароматной хвоей, заглушавшей шаги, как толстый ковер. Вдоль одной из стен соорудили нары и покрыли их мхом, еловыми ветками и черничником.
Когда землянка была готова, Выдра, очень довольный сделанной работой, воскликнул:
— Одно слово — дворец! А как здесь пахнет!
Все радостно засмеялись. Один Ганзелик не унимался:
— Кто знает, сколько нам здесь придется прожить. Может, и всю зиму.
— А что, разве не проживем? — спросил Шимак.
— Печки не хватает.
— Гм, печки-то действительно нет, — подтвердил Хорват и почесал за ухом. — Хорошо бы хоть небольшую печурку.
— Ничего, что-нибудь придумаем, — поддержал его Шимак. — Было бы куда дыму уходить, а печь построим.
Партизаны не унывали. Ночи еще не очень холодные, пока можно обойтись и без печки. Завтра навесят двери, и в землянке будет тепло, как в старом обжитом доме.
Вечером они уже собрались перед своим новым жильем отдохнуть после тяжелой работы и посоветоваться.
Хорват думал о Никите.
— Я считаю, что внизу Никите оставаться опасно. Приходили раз, придут и второй. Ищейка всегда возвращается на старый след.
— Это верно! — подтвердил учитель. — Надо забрать его сюда.
— Поднимем сюда и оружие. Оно должно быть при нас. А то вдруг эти черти рогатые найдут его во «Взрыве»!