Его большой день
Шрифт:
Я промолчал, досадуя на себя за то, что накануне вечером усомнился в словах дяди Богдана. Сказал так, шутки ради, а он всерьез обиделся: ну, коли не верите, так я и словечком больше не обмолвлюсь.
Еле удалось мне убедить его, что я пошутил.
Наша размолвка произошла так. Я рассматривал манки. У дяди Богдана их с десяток, и из каждого он умеет извлечь нужный голос. Он подражает и косуле, и лисице, и кому угодно. Наконец дядя Богдан запищал на тонкой деревянной дудочке и подмигнул мне: угадайте-ка, чей это голос?
— Маленький
Дядя Богдан кивнул и говорит:
— Если поблизости где-нибудь косуля окажется, она на этот голос обязательно прибежит.
Я с ним слегка повздорил, сказал, что головой он за это не поручится.
Видели бы вы, как он покраснел! И тут же пообещал чуть свет пойти со мной в лес и доказать, что слов он на ветер не бросает.
Утром, не успел я умыться холодной водой в ручейке у мостика, как он уже кричит мне:
— Ну как, молодой человек, идем?
И вот мы в пути.
— Вы, видно, не представляете себе, какой отважной матерью может быть косуля, — начинает дядя Богдан, то и дело кидая на меня хмурые взгляды из-под густых бровей. — А я это уже не раз проверил. Года три назад довелось мне быть на Майове. Как сейчас помню, в июле такая жара стояла, что из дому выйти можно было только под вечер.
Косули уже ходили с козлятами, покрытыми белыми пятнышками. Захотелось мне поглядеть на этих юных обитателей леса, и я, несмотря на жару, отправился туда.
Вышел я под Майовом на вырубку, где дичь в долину спускается на водопой.
Сел в чаще и жду. Духота такая, что дышать нечем, но до вечера уже недалеко. Скоро свежим ветерком потянет и легче дышать будет.
И так меня разморила эта жарища, что я слегка вздремнул, хотя и спать не спал по-настоящему. Очнулся я, когда на вырубку уже легли длинные тени от старых буков.
Долго ждать не пришлось.
На противоположной стороне вырубки ветки шевельнулись, косуля оттуда вышла, а за ней на тонких ножках прыгал маленький коричневатый козленок с белыми пятнышками на боках и «зеркальцем» у хвоста.
Остановилась мать на краю вырубки, прислушалась. Никакой опасности не учуяла и принялась траву щипать. Козленок у ее ног вертелся, пить, как видно, хотел.
Я смотрел на нее затаив дыхание.
Довольно долго паслась косуля. И вдруг на опушке какое-то движение! Я вздрогнул даже. И представьте себе: лиса! Враг маленьких козлят!
Взял я ружье, стрелять приготовился.
Лиса к земле припала, осторожно поползла к косуле. Та голову подняла, уши насторожила. Заметив опасность, пискнула косуля и лисе навстречу прыгнула. Во что бы то ни стало должна она своего детеныша спасти!.. А лиса, к моему удивлению, нападать не стала, а отскочила к чаще.
«Э, должно быть, хитрость какая-нибудь!» — подумалось мне.
Вскинул я ружье — ухо надо востро держать! Очень уж необычно лиса себя ведет! Вижу, косуля наступает на лису, все норовит ее передними ногами ударить. А лиса отступает и отступает.
«Вот она, разбойничья компания!» — думаю я, и все мне стало понятно. Пока лиса косулю-мать в чащу заманивала подальше от детеныша, лис приготовился изловить перепуганного беззащитного козленка. Я даже зубами заскрипел, видя такое коварство.
Остановился лис между косулей и козленком. Тот испуганно запищал и заметался из стороны в сторону. А лис прилег, зубы оскалил, уши прижал — сейчас прыгнет, и конец пятнистому малышу.
Как только прыгнул рыжий разбойник, я выстрелил. Лис в воздухе перевернулся, на землю упал да так и остался лежать. Косуля в сторону отскочила — и в чащу. Лиса за ней, но до безопасного места не добежала. Я из второго ствола ударил. Лиса раз-другой прыгнула, перевернулась — ей тоже конец пришел.
А косули и след простыл.
Остался на вырубке только маленький козленок. Жалобно попискивая, по вырубке бегает, а куда кинуться, не знает.
Прислонил я ружье к дереву, на полянку спешу — прямо к козленку. От меня он не побежал. Видно, от страха даже бежать не мог — тонкие ножки подламывались. Без всякого труда поймал я его и прижал к себе. А он дрожит как осиновый лист.
«Не бойся, вернется твоя мама… Подождем ее, ну… ну, не плачь», — успокаивал я малыша, словно ребенка.
Оттащил я тела рыжих разбойников в чащу и вернулся на прежнее место, козленка на колени положил. Поглаживаю его худую спинку, на которой ясно позвоночник прощупывается, а он все дрожит и дрожит.
Смеркаться начало, а я на том же месте сижу с маленьким козленком на коленях. Косули нет как нет. Не слишком ли далеко она забежала с перепугу?
Я уже терпение стал терять. И так меня ночь в пути застигнет.
Что делать? Оставить козленка, одного на вырубке? Ведь он и до утра не доживет. Тогда я легонько козленка за ухо ущипнул. Он вздрогнул и тоненько так пропищал: «Киа-а-а, ки-кииа-а!»
«Больно? — спрашиваю его. — Сейчас мама придет, погоди!»
Гляжу на вырубку, а на ней пусто. Прислушиваюсь — тоже ничего. Ещё раз ущипнул хрупкое ушко.
Через несколько минут высовывается из чащи на противоположной стороне вырубки голова косули: черный нос, большие робкие глаза и острые уши. Косуля голос подала, тихонько так. Козленок сразу голову поднял и пискнул. Мать вышла на полянку.
Я положил козленка на землю. Он сейчас же к матери побежал, а она ему навстречу.
Взял я рыжих разбойников за хвосты, обошел сухой хворост, чтобы семейку не спугнуть, и довольный отправился домой…