Его большой день
Шрифт:
Стоит на месте и высматривает: где это тут олень трубил?
«Что делать?» — думаю. Темно, мушки почти не видно, а случай редкий. Решил я стрелять.
Бац — выстрелил я, почти не целясь, скорее наугад.
«Попал или нет?» — думаю, а сам уже иду к месту, где разбойник стоял.
На листьях капельки крови видны. Издали треск и шум доносится. В ту сторону, значит, раненый разбойник побежал.
Идти за ним?
Темнота на лесосеке вовсе сгустилась, в лесу черным-черно. В такую ночь все равно ничего не сделаешь, разве что нос расквасишь
И, признаться, нею ночь глаз не сомкнул.
Утром, еще затемно, я с псом Ериком был уже на вырубке. Когда совсем рассвело, отправились мы за оленем по кровавым следам. Капли крови виднелись справа и слева от следа. Значит, разбойник навылет ранен. Далеко уйти не мог.
Я Ерика по следу пустил, а сам за ним. Собака нос от земли не отрывает и только поводок дергает. Так вперед и рвется.
Пока олень среди деревьев пробирался, идти по следу легко было. Хуже пришлось, когда след привел к обрывистым горным склонам. С них трудно спускаться, а свежие утренние следы как раз вниз и вели. Только молодец мой Ерик! Его не проведешь.
Вдруг он стойку сделал. Бока ходуном ходят, ноздри раздуваются. Значит, олень близко, тут где-то! Так и есть! Он лежал в густом кустарнике, но еще живой. Увидел нас, вскочил и прочь побежал.
«Э, негодный, ну и живуч ты!» — мелькнуло в голове.
Я живо отстегнул поводок и кричу Ерику: «Ерик, Ерик, за ним!»
Огромными прыжками бросилась собака к оленю, и оба исчезли из виду. Вскоре послышался веселый лай Ерика. Я побежал на голос. Рубашка к телу прилипла, шляпа слетела с головы, а я мчусь что есть духу. Ерик уже на одном месте лает.
Собаку я издали приметил, а оленя — нет как нет. Подбежал я ближе, свернул в сторону. Да вот он! В болото забрался. Ноги расставил, голову к земле опустил и рога острые выставил — к бою готовится. Того и гляди, на Ерика бросится.
Вскидываю двустволку к плечу — трах-трах! — прямо на бегу стреляю.
Разбойник медленно опустился на колени и как подкошенный грохнулся в болото. Ох и намаялся я, пока его из трясины вытащил.
А рога? Это те самые, что в комнате прямо над дверью висят.
Долго после этого у нас на Остром пике не показывались такие разбойники.
7. Олень в шапочке
— То, что я вам сейчас расскажу, пришлось мне видеть только раз в жизни, — так начал дядя Богдан свой последний рассказ об оленях. — Лет тридцать назад дело было.
Возился я однажды в своем садике. Вдруг бежит один из моих лесников, Кашка по фамилии, еле дух переводит, пот градом катится по лицу.
«Господин лесничий, господин лесничий!.. — заикается он. — Я оленя в шапке видел!»
«Да полно
Кашка принялся уверять меня и божиться, что среди елового подроста видел оленя с какой-то тапкой вместо рогов на голове.
«Я сбегал следы посмотреть. А они большущие, величиной с коровьи», — немного отдышавшись, рассказал лесник.
Никак в моей голове не укладывалось, что на свете какой-то олень в шапке объявился. Но Кашка не любил зря языком трепать. А может, все-таки доля правды тут есть?
«Откуда такое чудовище к нам забрело?» — думаю.
Дело поздней осенью было, перед самым гоном, а в эту пору олени с места на место кочуют. Ну, и этот, если он только Кашке не померещился, должно быть, к нам откуда-то пожаловал. Ведь я все охотничье хозяйство знал как свои пять пальцев.
Немедля отправился я в контору. Спрашиваю, что с таким уродом делать. Он мне всех оленей перепортит!.. В конторе решили тут же облаву на оленя в шапке устроить.
Я стрелков привел, а Кашка загонщиков собрал. Отправились мы на то место, где это чудо лесник видел. Пришли туда еще до полудня.
Ветер дул в нашу сторону, и олень учуять нас не мог.
Расставил я стрелков, а лесник загонщиков отвел по местам. Сделать все надо было осторожно, бесшумно, чтобы добыча из западни не ускользнула.
Я выбрал себе место повыше ручья, где, по-моему, олень едва ли мог пройти. Пусть, думаю, господа из конторы постреляют.
Затрубил я в рог, и облава началась.
День был прекрасный, на небе ни облачка, солнце палило безжалостно.
Загонщики где-то впереди лесные заросли прочесывают. Я устроился под высоким буком, ружье к дереву прислонил, а сам на траве растянулся. Ведь олень все равно схода не придет.
С полчаса, должно быть, прошло. Вдруг слышу топот. Что такое? Приподнимаюсь на локте и смотрю в сторону ручья, откуда шум послышался. Никого нет. Только косуля с двумя козлятами через ручей перешла. Пробежали они — и снова тишина…
От скуки стал я смотреть на пеструю бабочку «павлиний глаз». Она села на камень поблизости, разложила крылышки, в солнечных лучах купалась. Прошло еще с полчаса.
«Должно быть, это чудище мы так и не увидим, — подумал я, теряя надежду. — Прошел где-нибудь стороной, пока мы сюда по горам карабкались».
Закурил я сигарету — ветер-то все еще на нас дул, сижу и все об этом необыкновенном олене думаю. Что же может быть у него на голове вместо рогов?
И тут слышу, где-то близко валежник хрустнул.
«Зверь немалый, должно быть», — думаю.
По звуку уже понял, что это только олень может быть, никто больше. Мертвая тишина.
Встал я бесшумно, ружье приготовил, прислонился к буку и жду. А треск все ближе.
Глаза у меня, того и гляди, из орбит выскочат, так бы чащу взглядом просверлил.