Его искали, а он нашелся
Шрифт:
Пока в голове роятся столь важные - и, главное, вовремя пришедшие!
– мысли, руки делают быстрее головы. Все три твари получают по два куска зеркала внутривенно, причем совершенно буквально, ведь впившиеся в оскверненную пороком плоть зеркала в тот же миг растеклись внутри их ран зеркальной ртутью, разрушая связь хоста и самого изверга, размывая его суть и лишая контроля над магией и плененными в сонме душами. Элитные твари могли бы выжечь такую атаку, но эти, хоть и были уровнем выше тридцатого, но явно не самыми могучими - все три сдохли, пусть даже занятой ритуалом мерзости пришлось добавить еще одну порцию планарной силы в организм, перенаправив ее прямо по маячку в виде плещущейся
Хлопок в ладоши, и каждая отражающая поверхность особняка, включая заляпанный кровью и покрытый пылью пол из полированного дерева, начинает отражать нечто иное, да и многие поверхности, которые отражающими не являлись, резко превратились в отражающие. Простых бойцов не убило, но накрыло таким количеством эффектов, что бойцами они быть перестали. Головокружение, звон в ушах, слабость в теле, галлюцинации, обострившиеся психические расстройства, путающаяся память, сбитые рефлексы - под таким прессингом не попляшешь. И, конечно же, шум. Шум хлопающих крыльев, вытащенный частично из чистого озарения, спровоцированного ясновидением, частично из пропитанного ужасом образа того страха, что так напугал наглую кошатину.
Кошка взвыла совсем отчаянно, лишь за счет уровня и прямо сейчас пропускаемого сквозь тело самоубийственного объема энергии Пекла умудряясь не помереть от страха прямо тут. Усиливаю прямо сейчас рождающийся кошмар, одновременно не допуская силу Пекла к мозгам беззащитных жертв, отчего бойцы начинают стремительно превращаться в тыквы, по крайней мере, в плане умственной деятельности. Выжигание мозгов и частично даже души, от которого даже не ставшие овощами напрочь ехали крышей, обращаясь в хнычущие развалины, обломки себя бывших.
Шмиелэ, услышав, как ей казалось, наяву так и не забытый шорох крыльев, разом растеряла жажду сражаться и даже давящая воля хозяев, пропитывающая тело, разум и суть ее, не вернула той решимости. Она попробовала сбежать, метнувшись тенью к ближайшему пролому в стене, обронив (реально обронив легендарное оружие!) свой артефакт, но я, даже под маскировкой, был быстрее ничего не соображающей от страха полукровки. Не сказать, чтобы намного, но достаточно для стремительного удара.
Еще один кусок зеркала, только уже не внутривенно, а наружно - зеркало обратилось жидкостью, покрывая одежду и кожу тонким слоем, парализуя, сковывая, ломая волю и даря все тот же транслируемый мною шорох крыльев, за которым перезвона зеркал не различить. Ужас ее достигает той грани, за которой она даже стоять не может, не может думать и пребывать в сознании, падая на окровавленный пол и проваливаясь в собственные кошмары. Она мне живой нужна, благо допросить ее в таком состоянии будет очень просто, даже без необходимости приводить в сознание. В здравом уме и не доведенная до отчаяния она могла бы сопротивляться хотя бы минут десять, прежде чем оказаться вывернутой наизнанку и лишенной любых интересующих меня тайн, но мой "тонкий" подкол всю ее способность сражаться раздавил самым циничным образом.
Секунду вынуждено трачу на размышления о том, стоит ли пнуть ее по почкам или не тратить силы на удар, который на фоне ее личного ада все равно окажется незамеченным. Потом перевожу взгляд на шокировано осматривающихся пленников, часть из которых, та самая, самая высокоуровневая, успела немного прийти в себя и ох*еть.
– Дылдыща здоровенные, а вы-то, собственно, кто?
– Приведя маскировку обратно в норму, но все так же не снимая личины седовласого коротышки, я запрыгиваю иллюзией босых пяток на чудом уцелевший стул и, уже стоя на нем, нависаю над по-прежнему не развязанными пленниками в униформе Очей.
Стоит заметить, что отвечать они начали сразу и, похоже, были готовы рассказать
– Не-не, лопоухий, я-то не о том тебя спрашиваю.
– Прерываю их главного, начавшего колоться самым первым, пока колоться не начали его подчиненные, обесценивая жизнь своего шефа.
– Мне, оно, стало быть, наложить большую кучу на ваши звания, допуски и вот это все. Благо же успел, значитца, насмотреться на всякое тайное. Вы по жизни кто? Работаете кем?
На лице всех присутствующих, включая постепенно приходящих в себя родичей Пыпыща, с неверием и весьма противоречивыми эмоциями смотрящих на своего воскресшего патриарха, проступает недоумение, совмещенное с конкретным таким опасением, даже более заметным, чем они испытывали секундой ранее. Потому что если старичок безумен, то это проблемы не старичка, но всех имевших глупость оказаться с ним рядом.
– Очи Императора?
– Как-то несмело предположил все тот же начальник, подавляя подспудный ужас и даже выигрывая тем капельку моего уважения, на фоне океана неприязни роли не играющую.
Хитро прищуриваюсь, глядя в карие глаза невзрачному мужчине лет сорока со светло-русыми волосами и абсолютно среднестатистическим (явно следы какой-то пластической операции или применения специфического шпионского умения) личиком, утвердительно кивая при этом. Мол, да, ты прав, дядька, ты именно тот самый Глаз Императора, как и твои подчиненные, пришедшие сегодня выжимать досуха незадачливых половинчиков.
– То скажи мне, дорогезный...
– Ласково-ласково начинаю, но невольно беру паузу, вскрывая особо интересный участок выкраденных снов.
– С какой мошонки вашу работу должен делать я?
Звон зеркал в переливе слов ровно настолько силен, чтобы подвести к истерике, но столь же выверенно слаб, чтобы подобрать грань для каждого слушателя, не позволяя в оную истерику скатиться. Ювелирная почти работа, благодаря Вселяющему Страх проходящая вообще без особых проблем, буквально фоном. Фоном же идет и остальная тирада, кою я выдаю лишь для того, чтобы не отвлекали от распаковывания образов, среди которых находилось все больше и больше забавного, интересного и, конечно же, кошмарного да мерзкого.
– Я работал свою работу почти сотню лет!
– Здраво поразмыслив, Грезу в голос я больше не пускал, как из желания не травмировать слушателей еще сильнее, так и из опасения потерять концентрацию.
– Хорошая должность, интересные дела делались, гешефты, опять же, наваривались, особенно на поставках! Я, значитца, на хорошем положении был, всем, так-то, доволен! Но какого, грыг ваше могылыще, именно мне пришлось давать жмылыща пришедшим в гости иродам окаянным, которых все ваши Очи-Глазоньки не заметили, будто всем бельмесы на зрачках повылазили? Кто, добырать вас в глазницы, должен делать вашу работу? Ради которой вас и создавали пентюхов расфатрыцываных! Вы там чего, в эти самые глазницы последние годы долбитесь вместо чисток да проверок?