Его называли Иваном Ивановичем
Шрифт:
– Но это можно быстро установить.
– Конечно, если человек перед тобой... Продолжайте, Иван Иванович. Какой же опыт вы приобрели?
Шменкель рассказал о встрече с унтер-офицером на товарной станции Ярцево, который говорил, что он тоже рабочий. Дударев что-то записал.
– Нужно будет сообщить об этом в Москву, пусть там учтут при агитации по радио. Так это он дал вам листовку?
– Да, я отдал ее товарищу Тихомирову.
– Я читал.
– Капитан порылся в бумагах и вытащил листовку.
– Товарищ Тихомиров сообщал мне об этом случае. Вас беспокоит судьба вашей семьи?
Шменкель несколько помедлил,
– Я ничего не знаю о них...
– Ваша жена жива, дети находятся с ней.
В землянке стало тихо. Шменкелю показалось, что он ослышался. Дрогнувшим голосом он спросил:
– Что вы сказали?
– Вы не ослышались, они живы, но больше я ничего сказать не могу. Этот разговор пусть останется между нами.
– Слушаюсь!
Дударев подсел к своему ящику и улыбнулся одними глазами:
– Вы нам нужны. Надеюсь, наше желание полностью совпадает с вашим. А сейчас пришлите ко мне товарища Рыбакова.
Повторив приказание, Шменкель вышел из землянки. Он все еще никак не мог успокоиться и шел, ничего не замечая. Как музыка звучали слова: "Ваша жена жива, дети находятся с ней".
"Интересно, откуда это Дудареву известно? Возможно, установлена связь с нужными людьми в Германии. Эрна жива, но как она живет? Раз дети с ней, значит, она не в концлагере. Возможно, ее и допрашивали, но Эрна смелая и мужественная женщина. Она вышла за меня замуж, несмотря ни на какие препятствия". Лицо Шменкеля светилось такой радостью, что Рыбаков поинтересовался:
– Что случилось, Ваня, уж не наградили ли тебя орденом?
– Нет. Просто я стал разведчиком, можешь меня поздравить. Иди скорей к капитану, он ждет. Возможно, он возьмет и тебя к себе, тогда будем вместе.
В свою землянку Рыбаков вернулся через час, лицо у него было злое. Он не сказал ни слова. Шменкель, видя его состояние, не стал сразу ни о чем расспрашивать, но через несколько минут не выдержал:
– Ну, рассказывай, что случилось? Капитан не взял тебя к себе?
– Он сказал, что еще подумает, и все потому, что я не очень дисциплинирован.
– Ну а еще что?
– не отставал от него Шменкель.
– Да что там говорить! Провалился я - вот и весь сказ.
– Что-то я ничего не понимаю.
– Глупо как получилось. Я смотрел на капитана, глазами он улыбался, разговаривал со мной как с другом, и вдруг - на тебе!
Рыбаков сел и стал сворачивать козью ножку.
– Вошел я к нему в землянку и доложил по всем правилам. Капитан пожал мне руку. "Вы комсомолец?" - спросил он меня. "Так точно", - говорю. "Очень хорошо. Садитесь, курите". И он протянул мне пачку "Беломора". Я, конечно, папироску взял, а сам подумал о том, как капитан умеет подойти к человеку. Сразу видно - образованный.
– Так почему же ты на него так рассердился?
– Да я не на него, а на самого себя. Слушай дальше. "Вы, я слышал, были в тот момент, когда брали в плен лейтенанта-медика? Расскажите мне, пожалуйста, как все это было". Да, Ваня, он так и сказал "пожалуйста". Такими вежливыми бывают только потомственные москвичи. Ну я ему, разумеется, все откровенно и рассказал. Он слушает да похаживает взад-вперед. А на губах - усмешка. Вдруг он меня прервал словами: "Взять "языка" - это дело очень важное, товарищ Рыбаков. Скоро нам еще потребуется "язык".
Партизаны
Шменкель с удивлением смотрел на товарища:
– Я что-то никак не пойму, на чем же ты погорел?
– А на том, что не умею язык держать за зубами.
– Рыбаков сделал несколько шагов и остановился перед Фрицем.
– Черт меня дернул все ему рассказать...
– И о том, как самогонку доставал?..
– Фриц живо представил, как мог реагировать на это сообщение Дударев, и рассмеялся.
– Хорошо тебе смеяться!
– Рыбаков покачал головой и вздохнул.
– Я, к сожалению, слишком поздно заметил, что сам себе поставил ловушку. "Что это за старуха, где и когда вы познакомились с ней?" - строго спросил он меня. "Когда готовили в лесу площадку, чтоб принять грузы и вас, товарищ капитан". Он посмотрел на меня, как удав на кролика: "Это место, товарищ Рыбаков, было окружено часовыми. Как же туда мог попасть посторонний? Вы что, считаете меня за дурачка?" Ты знаешь, Ваня, капитан небольшого роста, а тут я чувствовал себя перед ним, как карлик перед великаном. Я решил, что мне лучше все выложить по-честному.
– Ну и что же дальше?
– А дальше он намылил мне как следует шею, обозвал индивидуалистом и еще как-то. А под конец объявил выговор. Наверное, будет приказ. "Ну а теперь можете идти!" - сказал он мне, но я никуда не уходил, "Что вы еще хотите?" - спросил капитан. "Прошу простить меня, товарищ капитан. Больше со мной такого не случится. Что же теперь со мной будет?" Я видел, что капитан несколько смутился, но ждать от него добра было нечего. "Не хочу иметь дело с недисциплинированными разведчиками. О вас еще будет разговор с товарищем Васильевым". Ну, а тут мне, Ваня, труба, - вздохнул Рыбаков.
– Ты ведь знаешь, что скажет командир, когда узнает о моих фокусах.
Выговор Рыбакову действительно объявили в приказе по бригаде. Однако через некоторое время Петра все же зачислили в разведку. Из отряда "Смерть фашизму" в разведывательное подразделение были зачислены Шменкель, Коровин и Григорий Васильевич Лобацкий, бывший рабочий из Кузбасса, который зарекомендовал себя как смелый и инициативный разведчик.
Разведчики бригады переселились в землянку неподалеку от дударевской. Однажды капитан пригласил всех к себе. Он стоял у стола, когда они вошли. За его спиной висела схема какой-то деревни.
– В селе Симоново расположен фашистский гарнизон, - начал капитан. Нам нужно знать, что затевают фашисты. Пока мы только догадываемся и предполагаем. Нам нужен "язык", еще лучше - два.
– Дударев прищурился.
– На эту операцию разведчиков поведет товарищ Рыбаков. Он хорошо знает местные условия и дорогу, а возглавите всю операцию вы, товарищ Лобацкий.
– Слушаюсь!
– А теперь о деталях. Один гитлеровский пост охраняет склад взрывчатки, там ее почти тонна. Склад находится вот здесь, на восточной стороне села. Рыбаков хорошо знает местность, пусть он и снимет этого часового. Второй пост гитлеровцы выставили перед зданием комендатуры. Капитан ткнул пальцем в центр схемы.
– Это как раз на площади. Этого "языка" возьмет Шменкель. Нужно будет переодеться в форму немецкого офицера, как его...