Его осенило в воскресенье

Фруттеро Карло

Де Пальма стоял в проходе и никак не хотел признать свое поражение. Куда Мирольо могла направить Ривьеру? Сколько еще управлений в этом здании на пьяцца Сан-Джованни?..

Пива с улыбкой развел руками и начал перечислять.

Десятки. Придется обойти все помещения этого огромного дворца, опросить сотни людей. А ведь сегодня суббота, а завтра воскресенье. Все начальники и секретарши уезжают на два дня из города — кто в горы, кто к морю, — остальных придется разыскивать на мессе, на дне рождения родственников, одного — оторвать от телевизора, другого — от любимой коллекции марок, третьего — от коллекции ракушек. Нет, ни сегодня, ни завтра ничего не получится, остается лишь ждать

до понедельника.

— Спасибо, и простите, пожалуйста, за беспокойство.

— Не за что. Сожалею, что не смог вам помочь.

— Может, мы заскочим к вам снова в понедельник.

Впрочем, торопиться особенно некуда, считал Де Пальма. Ривьера, ведя свое «расследование» ( «Однако ваш друг был совсем не глуп, синьор Кампи»), почти наверняка потерял надежду отыскать следы Гарроне в одном из двадцати, а то и больше отделов. Да и вероятность того, что он оставил хоть в каком-нибудь свой след, была ничтожно мала. Эта крыса, как его назвал однажды Кампи, этот неутомимый, предприимчивый бездельник не оставлял после себя даже тени.

— Вот увидишь, Сантамария, в понедельник Мирольо скажет нам, что Ривьера просто приглашал ее съездить вместе к морю.

— Возможно. Но этот Ривьера был вовсе не глуп.

Не располагая почти никакими данными и возможностями, этот скромный служащий без помощи монсиньора Пассалакуа и инженера Фонтаны, даже не зная Гарроне лично, сумел понять в нем главное. Он принялся отыскивать Гарроне среди могил, затем среди витрин, а затем… Где именно архитектор попытался раздобыть подряды, пособия, субсидии… Одно ясно — он действовал в густом лесу номинальных контор, агонизирующих культурных центров, незаконных посреднических бюро, которые были каким-то образом (но как именно?) связаны с Кампи, Баукьеро, Бонетто или Дзаваттаро.

— В понедельник попытаемся разобраться. А пока отпустим их всех домой. Ничего другого нам не остается.

— Представляю себе, как будет доволен Баукьеро вместе с его чертовой собакой!

Довольны были и Дзаваттаро, и высоченная американка (Бостон поистине фатальный город!), и явно разочарован Бонетто.

— Все хорошо, что хорошо кончается, не так ли, профессор? — ядовито сказал ему Де Пальма.

Кампи, ничего не спросив, молча поднялся. Лицо у него было мрачное, отчужденное, как у вдовца либо у преступника, понявшего, что близится час разоблачения.

— Если вы нам вновь понадобитесь…

— Не беспокойтесь, комиссар, я никуда не уеду из Турина.

— Да, так будет лучше.

Оставалась она, Анна Карла. Она пододвинула стул к окну и в сумеречном свете читала книгу в красной обложке. Когда он вошел, Анна Карла оторвалась от чтения и вопросительно посмотрела на него. Дама, для которой время остановилось и всякие там Фольято и Ботта (почему их не посадили в другой комнате?!), да и сама убогая мебель служебного кабинета словно и не существовали вовсе. Когда он проводил ее до лестницы, она со свойственным ей аристократизмом невозмутимо спросила:

— Есть какие-нибудь новости? Или же мы все до сих пор… в тени подозрений?

— Не знаю. Нам еще нужно многое проверить, опросить целый ряд людей.

— А семью вы известили?

— Ривьеры? Да, у него

есть в Неаполе замужняя сестра. Но она не пожелала приехать на похороны.

— Бедный мальчик!

— Вы на ближайшие дни останетесь в Турине?

— Разумеется. Надеюсь, мы еще увидимся?

На прощание она лукаво улыбнулась. С приятным воспоминанием об этой улыбке Сантамария перестал наконец ворочаться в постели и уснул.

X

Сантамарию осенило в воскресенье…

1

Сантамарию осенило в воскресенье, примерно в девять утра, когда он пешком шел в префектуру. С утра он выпил две чашки кофе, но в голове по-прежнему не было ни одной светлой мысли. Едва проснувшись, он, словно черепки после бурной пирушки, стал собирать осколки сведений, добытых во время следствия. На ходу поднимал один осколок за другим и тут же бросал — ни на одном не осталось следов преступления.

На помощь ему неожиданно пришел сам город, опустевший и словно застывший в ожидании варварского нашествия. Варварами были сами туринцы, которые умчались навстречу летним миражам. Безлюдные прямые улицы и площади были мрачны, как раз под настроение Сантамарии, они-то и подсказали ему направление поисков. Одни города дарят пришельцам весь свой блеск и очарование, величие прошлого и будущего, они возбуждают и горячат. Другие дарят прибежище от житейских бурь, утешение, гостеприимство. Но только не Турин. Здесь никому не дано строить иллюзии, город загоняет каждого, словно жабу, на дно. Сантамария несколько раз с горечью, но и с внутренним удовлетворением повторил про себя эту фразу: «Словно жабу, на дно». Вот чего, собственно, требует от тебя город: быть «жабой на дне» и не забывать, кто ты есть. Но затем, определив твою ценность и суть, Турин открывает перед тобой головокружительные, пьянящие возможности.

Постепенно у Сантамарии родилась идея, вернее, даже не идея, а интуитивное ощущение, как нужно действовать дальше, где искать след. Пожав плечами, Сантамария сказал себе: что ж, стоит попытаться — и повернул назад.

Этот дом, как и тысячи других домов в Турине, имел скромный, вполне пристойный вид. Такие дома напоминали верноподданных, которые выстроились шпалерами по пути следования королевского кортежа. Но никакой кортеж (и в этом заключалась печальная загадка города) тут не появлялся и никогда не появится: в последний момент кто-то изменит маршрут, карета с лакеем на запятках, офицеры в шляпах не проплывут под звуки фанфар мимо этих домов, а проследуют по другим улицам. На центральном балконе каждого этажа было укреплено проржавевшее кольцо, в которое в дни национальных празднеств вставлялось знамя. А сквозь балконные прутья пробивались зеленые ростки. Возле парадного было небольшое кафе, двойник того, что на проспекте Бельджо. Сантамария вошел в кафе, попросил десять жетонов, чтобы позвонить в Новару. Вставил первый жетон в аппарат и… принялся искать в телефонной книге номер Анны Карлы. Позвонил ей.

Женский голос с иностранным акцентом (скорее всего, няня) попросил подождать минуту, затем к телефону подошла Анна Карла и взволнованно спросила, есть ли что-либо новое.

— Пока нет, — ответил Сантамария. — Нам еще нужно кое-что проверить. Я как раз хотел у вас спросить: вы случайно не знаете, Гарроне и… — Он запнулся, поймав любопытный взгляд женщины за стойкой, которая мыла стаканы. — Архитектор и… профессор, тот, что был вчера с вами в «Балуне»…

— Бонетто? — подсказала она.