Его осенило в воскресенье
Шрифт:
— Не знаю, — смешалась Анна Карла. — Вернее, Лелло, но полного имени я не знаю.
— Идемте, сейчас все выясним, — сказал старший сержант. Он посмотрел на Шейлу с Бонетто. — Они с вами?
— Нет… не совсем, — запинаясь, пробормотала Анна Карла.
— Not exactly, — в растерянности перевел американист Бонетто. — Может, нам не надо…
— Нет-нет, идемте, идемте, — вежливо, но твердо приказал старший сержант. Он довел их до самых ворот и впустил в стеклянную будку. Обернувшись, Анна Карла увидела Массимо. Он стоял к ней спиной и разговаривал с высоким, худым человеком
— Пройдите вон туда, — сказал старший сержант и показал им на отгороженный угол в проходе, где, образуя некое подобие прихожей, стояли кухонные стулья и большая скамья. Он позвал себе на помощь пробегавшего мимо полицейского, провел всех троих в «прихожую» и показал на кухонные стулья.
— Садитесь, пожалуйста! И не откажите в любезности сообщить, кто вы такие, а также предъявите документы, — сказал старший сержант. — И мы быстренько все выясним.
— Papers? — спросила Шейла. — I don't know if I have got my passport… [19]
19
Документы? Не знаю, есть ли у меня паспорт… (англ.)
Американист Бонетто был слишком взволнован, чтобы переводить.
— Не обязательно паспорт. Можно и удостоверение личности или водительские права, — пояснил полицейский.
— Но что произошло? Что произошло? — спрашивала Анна Карла, роясь в сумке. — Мы так и не знаем…
Старший сержант протянул руку, чтобы взять ее документы.
— Вот мы сейчас все и уладим, — бодро заверил он.
— Не надо, я сам разберусь, — сказал высокий мужчина.
Старший сержант и полицейский агент отдали ему честь и отошли. Мужчина с залысинами на висках повернулся к ней, и Анна Карла узнала в нем человека, который перед тем разговаривал с Массимо. Вежливо поклонившись всем троим, он сказал:
— Так вы — синьора Дозио? Рад познакомиться. Комиссар Де Пальма. Когда вы вошли, я как раз беседовал с доктором Массимо Кампи. Синьор Кампи мне объяснил, что вы были все вместе. Поэтому будьте так любезны, подождите минуту, он показал на стулья. — А потом…
— Но что случилось? — спросила Анна Карла, продолжая стоять. — Скажите, пожалуйста, что случилось? Мы знаем лишь… Это действительно был Ривьера?.. Он умер?.. Как это было?..
Де Пальма пожал плечами.
— Пока мы и сами ничего не знаем. Но что он умер, — он сокрушенно развел руками, — это, увы, точно.
— Он застрелился или же?.. Потому что вначале тут говорили о самоубийстве… Из револьвера… А потом кто-то сказал, что его убили…
— В этом сомневаться не приходится, — ответил Де Пальма, наклонив голову и приглаживая волосы на затылке.
— То есть? — с отчаяньем в голосе спросила Анна Карла.
Де Пальма поднял на нее глаза и после секундного колебания ответил:
— Речь идет не о самоубийстве, и никаких револьверов не было. Ривьера был убит точно таким же образом, как и тот архитектор.
Анна Карла нащупала спинку стула и тяжело на него
— Как Гарроне? — сказала она.
Де Пальма кивнул.
— Фал…
— Нет, не совсем, но тоже тупым предметом и тоже из камня, — ответил Де Пальма, не спуская с нее взгляда. — Простите, но мне надо вернуться на склад. Надеюсь, вы будете столь любезны и подождете меня немного здесь…
Анна Карла посмотрела ему вслед. В тот же миг в памяти всплыла сцена, которая произошла всего час назад.
— Комиссар! — позвала она его.
Де Пальма остановился и нехотя повернулся к ней вполоборота.
— Да?
— Тот предмет, — неуверенно сказала Анна Карла, — случайно был не пестиком от ступки?
Теперь уже полицейский комиссар Де Пальма повернулся к ней лицом.
IX
Закон, подумал Сантамария…
(Суббота, после полудня)
1
Закон, подумал Сантамария, глядя на разложенные перед ним документы, когда он принят и одобрен, приобретает одинаковую силу для всех. Но к счастью, порой это происходит не сразу, а через определенное время.
— Как долго? — спросил Сантамария.
— До завтра продержимся, — помолчав, ответил Де Пальма. — Может, до понедельника.
«Продержаться» означало на языке полиции попытаться раскрыть преступление до того, как о нем пронюхают газеты. А в данном случае газеты наверняка накинутся на такую лакомую приманку, как «Балун», и в ошеломляюще-драматических красках опишут загадочное убийство. Все газеты запестреют заголовками: «Таинственная история в „Балуне“!», «Замешаны влиятельные лица!», «Туринский высший свет трепещет!», «Секс и миллиарды — вот что кроется за жестоким „пестиковым убийством“!» После всего этого вести расследование станет крайне трудно.
Сантамария живо представил себе, как все будет. Помощник прокурора, молодой человек из знатной семьи, почти открыто будет обвинен в попытке выгородить истинных виновников преступления, префекта назовут «марионеткой в руках „Фиата“», ну а его самого и Де Пальму обвинят в том, что они направляют следствие по ложному пути, стараются подтасовать факты. Скажешь репортерам два слова, чтобы их задобрить, а они потом все переврут, промолчишь, они потом раструбят, что ты из тех самых тупых болванов, которые на все отвечают «no comment». [20]
20
Комментариев не будет (англ.).
— Ты когда-нибудь говорил «no comment»?
— Что? — не понял Де Пальма.
— Когда беседовал с репортерами, ты хоть раз отвечал им «no comment»?
— Нет, — сказал Де Пальма. — Но я не употребляю и итальянского эквивалента.
— То есть?
— Идите в ж… — сказал Де Пальма.
Синьора Кампи это бы изрядно позабавило, желчно подумал Сантамария. И Анну Карлу тоже. Оба люди весьма остроумные, умеющие от души посмеяться и оценить шутку. Вот так, смеясь и мило шутя, они дошли до того, что…