Его волчица. Я тебя приручу
Шрифт:
И уже тянусь к нему губами, когда он вдруг немного отстраняется и хрипло предупреждает:
– На этот раз ты не скажешь, что это голый инстинкт. Ты отдашься мне добровольно и без упреков после.
– Так важно обсуждать этой сейчас? – со стоном выражаю я недовольство.
– Мне важно. Я хочу, чтобы ты полностью осознавала, что делаешь.
– Ты сейчас всё портишь! Портишь этот момент!
– Нет, моя сладкая, наоборот, я хочу сделать его незабываемым. Но на своих условиях.
Чтобы сломить мое сопротивление, он начинает медленно целовать мне плечо, прокладывая дорожку
– Всегда твои условия, только твои.
– Не хочу больше слышать, как ты называешь меня скотиной.
– Я назову тебя так, если ты не дашь мне того, что я хочу!
Желание уже как разъяренный зверь, не похожее ни на что, что я испытывала прежде, буквально выкручивающее мне жилы, болезненное и изматывающее. Оно поглощает меня и лишает разума. Как он может быть таким хладнокровным и вести морализаторские беседы!
– Обещаю, не назову! – всхлипываю я, выгибаясь дугой в руках Демьяна.
Он с довольным смешком впивается пальцами мне в ягодицы, насаживая мое тело себе на бедра. Но вот только его джинсы мешают ощутить то, что мне так необходимо. Каким-то магическим образом Демьян приобрел надо мной такую сильную власть, что невозможно сопротивляться. Он творит что-то невообразимое с моими инстинктами, просто оказываясь рядом.
В будущем я должна опрометью бежать от него, но пока прижимаюсь крепче и начинаю шептать на ухо неслыханные дерзости, на которые считала себя неспособной. Как именно хочу его и какие пошлые мысли вызывает он сейчас. Дрожа от страха, что мои глупые потуги соблазнить опытного мужчину потерпят крах, я всё равно продолжаю говорить грязные словечки, рождающиеся во мне в порыве отчаяния.
– Ты… маленькая развратная… – выдыхает Демьян куда-то мне в шею и опрокидывает на землю. – Что же ты со мной делаешь?
Дальнейшее происходит наподобие взрыва. На меня обрушивается прямо-то шквал голодных поцелуев-укусов, которым я только рада. Он оставляет на моем теле засосы, синяки и царапает отросшей щетиной, но это только обостряет ощущения, усиливает накал страсти. Сжимает полушария грудей, вылизывая соски и смачно всасывая их горячим ртом. Дерзкий язык проходится по самым чувствительным местам, не оставляя ни одного неохваченного, исследует и порабощает.
Я не могу лежать спокойно и извиваюсь, дрожа и выдавая громкие стоны. Мои руки беспрестанно и хаотично пытаются ласкать кожу Демьяна, но потом я просто закидываю их за голову и в исступлении выгибаюсь, расставляя шире бедра.
Потребность ощутить в себе Демьяна настолько велика, что я готова умолять. А он продолжает ласкать меня всеми доступными способами и наконец замирает перед входом в мое тело, встречаясь со мной взглядом.
В его глазах отражение моего собственного безумия, горячая потребность, слепое отчаяние и невероятная нежность.
От этого эмоционального коктейля хочется расплакаться, но я растворяюсь в других ощущениях, когда Демьян медленно проникает в меня.
Глава 32.
Полчаса. Ровно тридцать минут. Столько я отмерил Вере на пребывание в бане. Конечно, не на словах, а исключительно в мыслях.
Пообещал себе не беспокоить ее хотя бы немного, дать возможность побыть наедине с собой, не навязывать свое ненавистное общество. Она это заслужила. Хотя чувствовал, что поступаю неправильно и необдуманно.
Вера упорхнула так стремительно, что не дала мне ни слова сказать вдогонку, а я бы предупредил быть осторожнее – сейчас везде нужна осторожность, даже во время короткой перебежки от дома к бане.
Оборотни не будут спрашивать, отдыхаем мы или ждем нападения. Могут атаковать в любой момент.
Предпринятые меры по охране периметра немного успокаивали, и, соорудив несколько ловушек, я не переставал возвращаться мыслями к своей строптивой, любящей язвить пленнице.
Особенно удручала неприкрытая ненависть, намеренное желание подчеркнуть глобальность катастрофы, которая с ней приключилась по моей вине. Будто я не понимал, что испортил ей жизнь!
Прекрасно знал, что она ждет извинений, но не видел никакого смысла в бесполезных словах – они не повернут время вспять, Вере вряд ли станет легче, она не простит меня только потому, что я извинился.
Но мои другие слова о том, что отпущу, не давали покоя. Это была ложь с самого начала до конца.
Хотя на миг я сам себе поверил, но, только пообещав отпустить, почувствовал, как всё внутри восстает и клокочет, расстаться с Верой невозможно, не могу ее потерять.
А значит, нужно убедить ее остаться рядом со мной. Удержать ее было бы нетрудно, будь она прежней кроткой тихоней. Но ангел превратился в дерзкую дьяволицу, и что с ней делать, как сладить и как убеждать – большой вопрос.
Да еще и параллельно заботиться о стае, что, кстати, с появлением Веры стало незаметно отходить на второй план.
Я клял себя и ненавидел, но что поделать – пленница завладела всеми моими помыслами и забралась глубоко под кожу. Так сильно, что ежеминутно осматривался, неожиданная понимая, что ищу ее взглядом. Она стала необходимостью, без которой стало трудно дышать.
Поэтому спустя минут пятнадцать я уже места себе не находил, в бешенстве оттого, что не смею подойти к бане. Она и так чертовски зла на меня, а если нагряну в самый неподходящий момент, просто озвереет. Кстати, о звере… Она так боится, что была жуткой во время обращения, что каменеет, как только об этом заходит речь.
Не скажу, что в обличье волка она не напугала меня. В первый момент. Но потом в бешеном взгляде животного я заметил такой первобытный страх, скрытый в тенях, что мог думать только о спасении души человека, плененного зверем.
Не отвращение, а жалость, желание помочь, спасти и уберечь от боли.
Так много чувств, и все они сконцентрированы на Вере.
Неудивительно, что я ощутил ее боль как свою, издалека, находясь на расстоянии в несколько десятков метров. Бросился к бане, не собираясь церемониться, распахнул дверь и увидел в открытом проеме парилки распростертое тело Веры.