Шрифт:
Глава 1
Небо над Острогом Забытых – так прозвали свою глухую деревушку немногие оставшиеся здесь старики, а за ними и молодежь – редко бывало ласковым. Чаще всего оно нависало свинцовой, равнодушной хмарью, словно вековечная плита на груди этого затерянного в северных лесах анклава стены Мария. Нынче же, в этот промозглый день поздней осени 844-го года от восшествия на трон Первого Короля, оно плакало мелкой, надоедливой изморосью, превращавшей глинистую землю под ногами в вязкое, чавкающее месиво.
Алексей, или Алекс, как он предпочитал себя мысленно называть, с
Он был Аккерманом.
Эта мысль, это знание, не пришло к нему внезапно, не озарило его как божественное откровение. Нет, оно вползало в его сознание постепенно, мучительно, на протяжении нескольких лет, с тех пор как в возрасте лет десяти-одиннадцати он начал видеть… сны. Сны, которые были ярче и реальнее самой жизни в Остроге. Сны о мире за стенами, о гигантских, пожирающих людей чудовищах, о битвах, где люди летали по воздуху на странных механизмах, клинками вспарывая затылки титанов. Сны о предательстве, о страхе, о надежде, такой отчаянной, что от нее сводило скулы. Сны о мальчике с горящими яростью глазами, о молчаливой темноволосой девочке и светловолосом, пугающе умном пареньке.
Поначалу он думал, что сходит с ума. Делился обрывками этих видений со своим дедом, Игнатом, единственным, кто остался у него из родни. Старик Игнат, такой же жилистый и крепкий, как вековые сосны, что окружали их деревню, слушал молча, морщинистым лицом не выражая ничего, кроме глубокой, застарелой печали. Лишь однажды, когда Алекс, захлебываясь словами, рассказал о титанах, проламывающих стену, и о криках ужаса, дед тяжело вздохнул и произнес: «Значит, пробуждается кровь. И память предков. Тяжкое это бремя, внучек. Аккерманам всегда доставалась самая горькая чаша».
Тогда Алекс еще не понял всей глубины этих слов. Но сны продолжались, складываясь в цельную, пугающую картину. А потом, однажды, глядя на свое отражение в подернутой рябью поверхности лесного озера, он увидел не просто себя – черноволосого, сероглазого юношу с острыми чертами лица, худощавого, но с уже намечающейся силой в плечах и руках, – а нечто большее. Он увидел… себя прежнего. Себя – обычного парня из далекого XXI века, из страны под названием Россия, студента, зачитывавшегося фэнтези и смотревшего японские мультфильмы. В том числе и тот, что теперь разворачивался перед ним не на экране монитора, а в его собственной, второй жизни. «Shingeki no Kyojin». Атака Титанов.
Осознание пришло как удар обухом по голове. Он не просто видел пророческие сны. Он знал. Знал все. Знал о Колоссальном и Бронированном. Знал о судьбе стены Мария, о Шиганшине, о беженцах, о голоде, о чудовищной мясорубке, в которую превратится попытка отвоевать земли. Знал об истинной природе титанов, о Марлии, об Элдийцах, о Имир Фриц, о проклятии девяти титанов-шифтеров. Знал о путях, о координате. Знал о Рокоте Земли.
Это знание было его проклятием. Потому
Он пробовал. Несколько лет назад, когда видения только обрели четкость, он пытался говорить с деревенскими. Сначала робко, потом настойчивее. Его сочли либо тронутым, либо одержимым злыми духами. Дед Игнат тогда сурово его отчитал: «Молчи, внук. Молчи, если хочешь жить. Наш род всегда был бельмом на глазу у власти. За такие слова раньше на костер отправляли, а теперь, почитай, ничего не изменилось. Смирись. Живи. Выживай».
Слова деда легли тяжелым камнем на душу. Смириться? Жить, зная, что через год, каких-то несколько месяцев, тысячи, десятки тысяч людей погибнут страшной смертью? Что мир, каким его знают эти люди, пусть и ограниченный тремя стенами, рухнет?
Топор с глухим стуком вонзился в очередное полено, раскалывая его почти без усилий. Алекс почувствовал привычный прилив силы, ясности ума, обостренных чувств – наследие крови Аккерманов. Его тело было словно создано для боя: быстрые рефлексы, выносливость, невероятная координация. Он учился этому инстинктивно, повторяя в реальности движения из своих «снов», оттачивая их в ежедневном труде и охоте. Он был сильнее и ловчее любого в деревне, но старался не слишком это афишировать, помня наставления деда.
Деда Игната не стало прошлой весной. Старое ранение, полученное им еще в молодости при столкновении с гарнизонным патрулем (о чем дед никогда подробно не рассказывал, лишь бормотал что-то о «королевских ищейках» и «цене за свободу мыслить»), дало о себе знать. Алекс остался один. И теперь бремя знания давило на него с удвоенной силой.
Он перестал пытаться кого-то предупредить. Вместо этого он готовился. Каждый день, от рассвета до заката, он тренировал свое тело, оттачивал навыки выживания в лесу, которые и без того были на высоте у любого жителя Острога. Он чинил и укреплял старую дедовскую хижину на окраине деревни, создавал тайники с припасами – вяленое мясо, сушеные грибы и ягоды, инструменты, точила для топоров и ножей. Все это было каплей в море грядущего хаоса, он понимал это, но бездействие было еще мучительнее.
Морось усилилась, превращаясь в холодный, секущий дождь. Алекс поднял голову к небу. Стена Мария. Далеко на юге, там, где кипела жизнь больших городов, где наивные люди верили в незыблемость каменных исполинов, скоро разверзнется ад. Он был здесь, на севере, за сотни километров от Шиганшины. Сможет ли он что-то изменить? Или его судьба – лишь наблюдать издалека, как история неумолимо катится по предначертанному пути, перемалывая человеческие жизни?
Эта мысль была подобна ржавому гвоздю, вонзившемуся в самое сердце. Чувство вины и бессилия терзало его. Он, обладающий знанием будущего, не мог его предотвратить. Или все же мог? Пусть не глобально, пусть не остановить Колосса, но, возможно, спасти кого-то? Направить? Предупредить в самый последний момент тех немногих, кто мог бы его услышать?