Эхо забытых стен
Шрифт:
Солнце, все еще скрытое за плотной облачностью и пеленой дождя, постепенно поднималось выше. Лес полностью погрузился в дневной полумрак. Алексей понимал – у него был шанс, пока погода такая, пока грязь и вода скрывают его следы. Но сколько это продлится? И насколько далеко он успеет уйти, прежде чем ищейки выйдут на верный след?
Он продолжал свой путь, сливаясь с серым пейзажем, растворяясь в шуме леса, каждый мускул его тела напряжен, каждое чувство направлено наружу, улавливая малейшие признаки опасности. Впереди был долгий, тяжелый день в одиночестве, день бегства через дикие земли, с незримой тенью преследования за спиной. И каждый шаг, каждый
День над Медвежьим Углом растянулся, казалось, в целую вечность. Серое, свинцовое небо так и не прояснилось, продолжая сыпать мелкую, противную морось, словно вселенная неспешно проливала на землю свои холодные, безрадостные слезы. В густых еловых и пихтовых лесах, куда углубился Алексей, свет еле-еле пробивался сквозь плотные кроны, создавая мрачный, сумеречный полумрак даже в полдень. Лес дышал холодом и влагой, запахами прелого мха, мокрых листьев и какой-то глубокой, изначальной дикости.
Его тело гудело от усталости. Часы непрерывного движения, обхода препятствий, подъемов и спусков по пересеченной местности, а главное – постоянное напряжение от ожидания погони, сказывались. Ноги болели, но он гнал эти ощущения прочь, подчиняясь железной воле и инстинктам Аккермана. Боль была второстепенна по сравнению с необходимостью двигаться, уходить, оставлять за спиной пространство и время.
Ему попадались небольшие полянки, поросшие высокой, поникшей травой, влажные, заболоченные участки, где каждый шаг грозил засосать в липкий грунт. Он старался обходить эти ловушки, предпочитая более твердые, каменистые гребни, хоть это и требовало больше усилий. При движении по камням он внимательно смотрел под ноги, выбирая наиболее устойчивые валуны, чтобы не оступиться и не оставить заметного следа. Камни хранили меньше информации, чем мягкая земля или глина.
Ручьи, которые встречались на его пути, он пересекал, идя по самому их руслу, где это было неглубоко, или шагая по выступающим из воды камням. Вода ледяной струей заливала его промокшие сапоги, но он стискивал зубы и шел дальше. Холод помогал сохранить концентрацию, отгоняя сонливость и тяжесть. Он понимал, что вода может быть как его спасением, сбивающим запаховый след для собак, так и потенциальной угрозой – промокшие ноги легче натереть, обморозить, и просто, будучи холодными и сырыми, они быстрее утомляются. Но выбор был очевиден.
Его путь лежал не прямолинейно. Он двигался широкими зигзагами, петлями, специально уводя в сторону от предполагаемого южного направления, чтобы запутать возможных следопытов. Он примечал ориентиры – причудливой формы скалы, старые, сломанные грозой деревья, раздвоенные русла ручьев – чтобы самому не потеряться и запоминать свой маршрут. Даже в самой плотной чаще Аккерманское чувство направления, которое он подметил у деда и почувствовал в себе, не давало ему окончательно заблудиться.
Несколько раз за день он останавливался для очень коротких передышек, не более пяти минут каждая. Просто чтобы перевести дух, проверить снаряжение, осмотреться. В эти минуты абсолютной тишины, когда он замирал среди деревьев, он снова превращался в слух и зрение. И каждый раз напряженно прислушивался. Пока, кроме обычных звуков леса – криков редких птиц, шелеста мокрой листвы
Ближе к середине дня он подошел к участку леса, который местные называли Волчьими Вратами – из-за узкого прохода между двумя пологими холмами, который служил своеобразными воротами в еще более глухие и дикие районы на севере. Здесь местность резко менялась: деревья становились более редкими, уступая место бурелому и обширным участкам, поросшим высоким папоротником. Вдалеке виднелись поросшие мхом каменные россыпи – остатки древнего обвала. Пройти этим участком быстро было сложно, но, возможно, это также замедлило бы и погоню. Или, наоборот, стало бы ловушкой?
Алексей решил рискнуть. В конце концов, главное было не просто уйти, а уйти туда, где его будет невозможно найти. А эти дикие, каменистые пустоши за Волчьими Вратами были как раз таким местом. К тому же, на каменистой почве оставлять следы было куда сложнее.
Двигаясь через папоротниковые заросли, достигавшие ему почти до пояса, он снова вспомнил отрывки из своей прошлой жизни. Сталкерские истории, книги про выживание. Эти знания, такие несовместимые с миром титанов и стен, тем не менее, давали ему некоторую, пусть и хрупкую, опору. Они структурировали его действия, превращая панический побег в осознанную эвакуацию. Он знал, что нужно постоянно контролировать дыхание, следить за пульсом, сохранять энергию, пить воду маленькими глотками, даже если не испытываешь жажды, и, самое главное, никогда не терять бдительности.
Проходя через расщелины между камнями, карабкаясь по валунам, он старался двигаться бесшумно. На мокром мхе камни были предательски скользкими, и несколько раз ему приходилось крепко цепляться за шершавую поверхность, чтобы не упасть. Его пальцы были стерты и побаливали, но он игнорировал это. Аккерманская устойчивость к боли была не мифом, а реальной, осязаемой чертой его физиологии.
Забираясь на высокий валун, поросший серым лишайником, чтобы осмотреться, он вдруг замер. Недалеко от подножия этого валуна, прикрытый нависающим каменным козырьком от прямого попадания дождя, на голой земле был виден четкий отпечаток. Не звериный след. След сапога. Свежий. И рядом еще один. А чуть в стороне – примятая трава, словно кто-то там сидел.
Алексея будто ударило током. Он упал за камень, сердце заколотилось где-то в горле. Следы были здесь, так близко! И они были совсем свежими, дождевая вода не успела их размыть. Значит, преследователи либо знали о его возможном маршруте, либо сумели выйти на его след, несмотря на все его попытки запутать их.
Холод прошел по его телу не от дождя, а от внезапного, резкого осознания – они уже здесь. Не где-то там, позади, на расстоянии часов или даже дней пути. Они здесь, совсем рядом. Может быть, они обошли его? Может быть, у них были какие-то знания о путях в этом лесу, которых не было даже у него?
Его обостренное зрение теперь сканировало каждый куст, каждую тень, каждый валун в радиусе видимости. Слух пытался уловить малейший неестественный звук.
Он осторожно сполз с валуна. Несколько раз медленно и бесшумно вдохнул и выдохнул, стараясь успокоить дыхание и навести фокус. Паники не было, лишь ледяная концентрация и острая готовность к действию. Дед говорил: «Когда зверь чует тебя, он ждет. Ищет слабину. Не показывай ее. Будь готов к схватке в любой момент, даже если видишь, что тебя превосходят».