Екатерина II без ретуши

Фадеева А. Р.

Из книги «Екатерина Великая» Анри Труайя:

Условия вольного найма оговариваются весьма откровенно и даже цинично. Процедура восхождения предполагает элементарные меры предосторожности. Кандидата подбирает Потемкин, и если императрица одобряет, молодого человека приглашают во дворец, где медик Ее величества, англичанин Роджерсон, осматривает его тщательнейшим образом. Затем его представляют графине Брюс, та осторожно беседует с ним, чтобы проверить умственные способности, культурный уровень и характер. И наконец, та же графиня Брюс подвергает кандидата более интимному испытанию, дабы проверить его физические способности.

К. Валишевский

Фаворитизм

в России был в общих чертах таким же, как и везде, но только благодаря своему чрезмерному развитию в царствование Екатерины он принял своеобразный отпечаток. На этот раз на престол вступила женщина, способная перешагнуть все общепринятые границы; она, как и Анна и Елизавета, имела фаворитов, но ее темперамент, характер, наклонность все преувеличивать и все ставить на карту придали этому традиционному порядку, или, лучше сказать, беспорядку, необычайные размеры. Анна сделала из конюха Бирона герцога Курляндского; Екатерина из Понятовского – короля Польского. Елизавета удовольствовалась двумя официальными фаворитами – Разумовским и Шуваловым, Екатерина насчитывала их дюжинами. Это еще не все; ее ум был не только чрезмерным, переступившим принятые границы, но это был ум властный, самодовлеющий, презирающий установленные правила и возводящий в правила или в законы свои собственные наклонности, волю, даже – каприз. При Анне Иоанновне и Елизавете Петровне фаворитизм был только прихотью – при Екатерине же он становился чем-то вроде государственного учреждения.

Из «Секретных записок о временах царствования Екатерины II и Павла I» Шарля Франсуа Филибера Массона:

Поистине замечательной чертой характера Екатерины является то, что ни один из фаворитов не навлек на себя ее ненависти или мщения; между тем многие оскорбляли ее, и не всегда она покидала их первой. Ни одного из них не наказывали, не преследовали: те, кого она лишала своего расположения, уезжали за границу и там выставляли напоказ ее благосклонность, проматывали ее сокровища, а потом возвращались в отечество, чтобы спокойно наслаждаться ее благодеяниями. Между тем их ужасная любовница могла бы их уничтожить. Безусловно, Екатерина оказалась в этом случае выше всех распутных женщин, которые когда-либо существовали. Чем это объяснить: величием души или недостатком страсти? Быть может, она имела одну лишь плотскую потребность и никогда не любила по-настоящему; быть может, она еще уважала в своих любовниках ту благосклонность, которой сама их удостоила. Далекая от того, чтобы истреблять их после того, как они отслужили свое, она предпочитала видеть в них трофеи своих подвигов и удовольствий.

Часть IV

Бремя государственной власти

Из монографии «История Екатерины Второй» Александра Густавовича Брикнера:

Современники уже в самое первое время царствования Екатерины удивлялись ее рабочей силе. Рассказывали, что она вставала в 5 часов утра и тотчас же начинала заниматься делами. Миних замечает, что императрица работала иногда по пятнадцати часов в день. На пятый или шестой день по своем восшествии на престол императрица присутствовала в Сенате, которому приказала собираться в Летнем дворце, чтобы ускорить течение дел. Сенат начал с представления о крайнем недостатке в деньгах. Екатерина отвечала, что употребит на государственные нужды собственные комнатные деньги, что, принадлежа сама государству, она считает и все принадлежащее ей собственностью государства, и на будущее время не будет никакого различия между интересом государственным и ее собственным. Редко в такой степени, как у Екатерины, усидчивость труда при исполнении монархических обязанностей была связана с чувством ответственности пред народом и государством; но в то же время редко в такой мере, как у Екатерины, встречались оптимизм, уверенность в успехе, вера в собственный талант и некоторую непогрешимость.

Из «Истории и анекдотов революции в России в 1762 году» Клода Карломана Рюльера:

Все государи наперерыв искали ее союза, и один только китайский император, обширные области которого граничат с Россиею, отказался принять ее посольство

и дал ответ, что он не ищет с нею ни дружбы, ни коммерции и никакого сообщения.

Из «Секретных мемуаров, относящихся к кабинету в Санкт-Петербурге» Джона Бёкингхэмшира:

Люди, наиболее часто бывающие в ее обществе, уверяют, что ее внимание к делам невероятно велико. Она постоянно думает о благополучии и процветании своих подданных, о славе своего царствования, по всем вероятиям, ее заботою репутация и могущество России будут поставлены на такую ступень, какой никогда еще не достигали, если только она не будет слишком увлекаться взятыми издалека и непрактичными теориями, которые чересчур охотно могут внушать ей заинтересованные или невежественные люди.

Из «Истории и анекдотов революции в России в 1762 году» Клода Карломана Рюльера:

Учредив порядок во всех частях государства, она поехала в Москву для коронования своего в соборной церкви древних царей. Сия столица встретила ее равнодушно – без удовольствия. Когда она проезжала по улицам, то народ бежал от нее, между тем как сын ее всегда окружен был толпою.

Л. Н. Энгельгардт:

Государыня не очень жаловала Москву, называя ее к себе недоброжелательною, потому что все вельможи и знатное дворянство, получа по службе какое-либо неудовольствие и взяв отставку, основывали жительство свое в древней столице, и случалось между ними пересуживать двор, политические происшествия и вольно говорить. Как Москва старинный город, то улицы ее не прямы, строение старое, не по новому вкусу архитектуры: близ огромного дома бывали хижины. Государыня спросила на другой день после своего прибытия английского министра Фиц-Герберта с насмешливым видом:

– Ну, как вам нравится мой славный город Москва?

– Ваше величество, в целом мире нет города, который может равняться красотой Москве.

– Это что, ирония?

– Нет, ваше величество, это чистая правда. Я в Москве ничего не видел; но я видел дворцы, которые не подавляют стоящих рядом хижин.

Из «Записок» Екатерины II:

Я вовсе не люблю Москвы, но не имею никакого предубеждения против Петербурга, я стану руководиться благом империи и откровенно выкажу свое чувство. Москва – столица безделья, и ее чрезмерная величина всегда будет главной причиной этого. Я поставила себе за правило, когда бываю там, никогда ни за кем не посылать, потому что только на другой день получишь ответ, придет ли это лицо или нет; для одного визита проводят в карете целый день, и вот, следовательно, день потерян. Дворянству, которое собралось в этом месте, там нравится: это неудивительно; но с самой ранней молодости оно принимает там тон и приемы праздности и роскоши; оно изнеживается, всегда разъезжая в карете шестерней, и видит только жалкие вещи, способные расслабить самый замечательный гений. Кроме того, никогда народ не имел перед глазами больше предметов фанатизма, как чудотворные иконы на каждом шагу, церкви, попы, монастыри, богомольцы, нищие, воры, бесполезные слуги в домах – какие дома, какая грязь в домах, площади которых огромны, а дворы – грязные болота. Обыкновенно каждый дворянин имеет в городе не дом, а маленькое имение. И вот такой сброд разношерстной толпы, которая всегда готова сопротивляться доброму порядку и с незапамятных времен возмущается по малейшему поводу, страстно даже любит рассказы об этих возмущениях и питает ими свой ум.

Из «Истории и анекдотов революции в России в 1762 году» Клода Карломана Рюльера:

Против нее были даже заговоры, пьемонтец Одар был доносчиком. Он изменил прежним друзьям своим, которые, будучи уже недовольны императрицею, устроили ей новые ковы, и в единственную за то награду просил только денег. На все предложения, деланные ему императрицею, чтобы возвести его на высшую степень, он отвечал всегда: «Государыня, дайте мне денег», и как скоро получил, то и возвратился в свое отечество.