Екатерина II, Германия и немцы

Шарф Клаус

Суммируя результаты исследования в нескольких ключевых тезисах, мы будем вынуждены повторить многое из давно уже известного. То, что под властью Екатерины II русское Просвещение оказалось связанным с немецким, тесно взаимодействуя с ним, или что Россия получила право голоса в политических делах Священной Римской империи, не нужно специально подчеркивать: это были скорее исходные пункты, чем результаты исследования, но было бы желательно прочитать об этом в школьных учебниках – и в Германии, и в России. Знания, полученные в результате этого исследования, напротив, обнаруживают как раз весьма дифференцированные интерпретации. Не на каждый вопрос было возможно отыскать абсолютно ясный ответ.

Однако если подойти к живым воспоминаниям Екатерины II о Германии с систематическим вопросником, отвечающим тематике историко-статитстических описаний XVIII столетия, то среди результатов обнаружатся скорее лакуны, а не точно расставленные по своим местам сведения. Деформированные под воздействием центрального интереса автора в императорском статусе – посвятить потомков в историю пути к трону, – автобиографические

тексты Екатерины сконцентрированы на том, как ей удалось эмансипироваться политически, и на ее самосовершенствовании, необходимом для занятия должности правителя. Также и придворный мир протестантского севера Германии ретроспективно интересовал ее лишь как место, где сформировались социальные условия для процесса ее становления как личности. Тем не менее – вопреки интенциям ее самоописания – приходится признать, что лютеранская ортодоксия и пиетизм, кальвинизм и рационализм, свойственный учению о естественном праве, влияли на ее образование, накладываясь друг на друга, и оставили серьезный след во взглядах Екатерины на реформаторские задачи, даже если в середине 1750-х годов ее общее умонастроение серьезно трансформировала французская литература Просвещения. Точно так же только в России принцесса, по всей видимости, осознала, как следует управлять – и двором, и государством. И остается лишь догадываться о влиянии образцового правителя – Фридриха Великого – на возникновение ее взглядов о призвании монарха, современного своей эпохе.

О том, какие взгляды Екатерина почерпнула из чтения немецкой политической литературы, здесь возможно сказать лишь реферативно, обратившись к специальной литературе, которая уже к началу XX века достигла весьма высокого уровня, однако затем в течение длительного времени переживала застой. Во всяком случае, доказанным можно считать, что свою потребность в информации она удовлетворяла с помощью многочисленных и всегда актуальных источников – изучая труды Фридриха II, Бильфельда, Юсти, а также Фридриха Карла фон Мозера: о екатерининской рецепции трудов последнего прежде не было известно ничего, кроме того, что к нему лично императрица питала глубокое уважение. На примере трудов этих авторов, к более поздним из которых относятся Герцберг и швейцарец Циммерман, отчетливо продемонстрировано, как вслед за Чечулиным, Тарановским, Андрее и Гайером заново анализировать ее сугубо самостоятельное и последовательное, приспособленное к условиям Российской империи применение теории Монтескьё на фоне рецепции его немецкими авторами [1249] .

1249

См. об этом: Vierhaus R. Montesquieu in Deutschland. Zur Geschichte seiner Wirkung als politischer Schriftsteller im 18. Jahrhundert // Collegium Philosophicum. Studien, Joachim Ritter zum 60. Geburtstag, Basel; Stuttgart, 1965.

Лучше исследовано, напротив, научно-историческое значение ученых немецкого происхождения, служивших в академических институциях Петербурга и Москвы со времен Петра Великого. Автор подчеркивает в том числе и многообразие служб, которые они несли во благо реформаторской политики Екатерины и распространения позитивного образа России в европейской публичной сфере. Именно концентрация на личных познавательных интересах императрицы, направленных на кажущиеся неполитическими, объяснимыми лишь с научно-практических позиций исследовательские проекты, позволила показать со всей очевидностью, что именно ее политическая воля послужила здесь главным импульсом. Императрица сама непосредственно вникала в условия жизни и работы тех ученых из Германии, которые могли содействовать утверждению престижа России как обители Просвещения. С некоторыми из них она сотрудничала настолько тесно, что в 1780-е годы возложила на себя лично долг патриота – изучение русской истории и помещение русского языка в фокус универсальных лингвистических исследований.

Германия представлялась Екатерине неисчерпаемым резервуаром дельных и образованных людей, однако с политической точки зрения – напротив, регионом, все больше погружавшимся в кризис. Будучи знакома с австрийско-прусским противостоянием с самой ранней юности, уже в годы Семилетней войны она пришла к выводу, что ради традиционных интересов безопасности России никто из двух соперников не должен получить перевеса. Напротив, сами структуры Священной Римской империи она сумела постичь – и с большой проницательностью, – лишь когда некоторые имперские штаты и немецкие публицисты призвали ее саму выступить гарантом имперской конституции и она сама в конце концов стала претендовать на это звание. Ее политический курс в отношении империи был подготовлен и поддержан выстраиванием отношений с более мелкими немецкими дворами; одновременно углублялся ее интерес к немецкой литературе, искусству и истории. Благодаря и своему просвещенному правлению, и своей умеренной политике на Западе, и отказу от собственных завоеваний на территории империи, сопровождавшемуся сдерживанием Австрии и Пруссии от новых войн в течение трех десятилетий, Екатерина заслужила на некоторое время весьма высокий авторитет.

Даже если екатерининская политика в отношении Германии никогда не была агрессивной, она тем не менее никогда не была и бескорыстной, поскольку равновесие сил в Центральной Европе отвечало интересам как России, так и других европейских держав. «Германский» политический курс Екатерины не был также и ненасильственным, поскольку опирался в первую очередь на устрашающее воздействие того преимущества, которое Россия имела

в военной силе. По сравнению с поставленными вначале целями нельзя сказать, что Екатерина добилась каких-то чрезмерных успехов. В условиях существовавшей системы европейских держав превосходящая в военном отношении Россия была вынуждена соглашаться на альянсы: сначала с Пруссией – чтобы отстоять свою гегемонию на севере Восточной Европы, затем с Австрией – чтобы иметь возможность продолжать свою экспансию за счет территорий Османской империи. Оба союза вынуждали монархиню не только к компромиссам в преследовании своих будущих целей, но и к отказу от последних. Так, она могла вплоть до Французской революции предотвращать войну между Австрией и Пруссией, сохраняя внутри империи территориальный status quo. Однако, вместо того чтобы в 1780-е годы позволить укрепиться «третьей Германии» – более мелким штатам империи в их противостоянии имперской политике Иосифа II и развязать им руки в отношениях с Фридрихом II, Екатерина, к разочарованию своих потенциальных приверженцев, предпочла отказаться от независимой активной роли в империи, чтобы сохранить лояльность своего партнера по альянсу – императора. И если в начале своего правления она заявила целью сделать польскую дворянскую республику в интересах России невосприимчивой к французскому – а равно и других держав – политическому влиянию и вновь вернуть ее под свой исключительный протекторат, то союз с Фридрихом II втянул ее в русло политики аннексий по договоренности, которые завершились лишь с полным разделом Польского государства. В этом отношении Польша, деградировавшая до уровня объекта компенсации, заплатила свою цену за то, что Австрия и Пруссия более не воевали за политическое господство в Германской империи. Екатерина же, несмотря на то что никогда всерьез не угрожала Германии военной силой, вынуждена была пережить и то, что в империи вырос страх перед Россией, теперь непосредственно граничившей с ней – и не в последнюю очередь благодаря именно вышеописанному способу предотвращения войн. И едва ли Базельский мир сумел изгнать этот страх даже перед лицом наступавших войск Французской республики.

Екатерина разочаровалась и в своих оценках Французской революции, к которой с самого начала, со своих крайних аристократических позиций, испытывала отвращение и с которой боролась, выступая, вплоть до провала австро-прусской интервенции, за ослабление Франции. Когда осенью 1795 года императрица решилась на союз с Австрией и Англией против республики, едва ли она могла вести речь о реставрации власти короля и дворянства: главной ее целью было предотвращение французской гегемонии и восстановление равновесия сил в Европе. Перед лицом предстоявшего перераспределения сил она не оставила Священной Римской империи никаких шансов на выживание. В политическом бессилии империи Екатерина обвинила немецких князей, признав их неспособными собрать политически свои небольшие силы. Однако сама она в середине 1780-х годов не только боролась против Союза князей, будучи верной союзницей Иосифа II, но и однажды, под новый 1795 год, даже лишила своей поддержки, которая могла сыграть решающую роль, пытавшиеся в последний раз объединиться против императора имперские штаты. И если в конце своей жизни Екатерина лелеяла мысль о том, чтобы не допустить в будущем существования двух германских императоров [1250] , остается лишь сделать вывод, что она, вопреки своим намерениям, не добилась больших успехов, защищая имперскую конституцию. Однако право России влиять на политическое будущее Центральной Европы она за свое длительное правление сумела утвердить надолго.

1250

Екатерина II – Фридриху Мельхиору Гримму, 8.07.1796 г. // Сб. РИО. Т. 23. С. 682.

Список принятых сокращений

АВПРИ – Архив внешней политики Российской империи (Москва)

ВЕ – Вестник Европы. СПб.

ВИ – Вопросы истории. М.

ГДР – Германская Демократическая Республика

[Екатерина II.] Автобиографические записки. – Сочинения императрицы Екатерины II на основании подлинных рукописей и с объяснительными примечаниями А.Н. Пыпина. Т. 12: Автобиографические записки. СПб., 1907. [французский текст]

[Екатерина II.] Записки императрицы. – Записки императрицы Екатерины Второй: перевод с подлинника, изданнаго Императорской академией наук: с 12 портретами и 5 автографами. СПб., 1907. [русский перевод]

ЖМНП – Журнал Министерства народного просвещения. СПб.

ПСЗ. Собр. 1-е. – Полное собрание законов Российской империи. Собр. 1-е. Т. 1–46. СПб., 1830.

РА – Русский архив. М.

РБС – Русский биографический словарь. Т. 1–25. СПб., 1896–1918.

РМ – Русская мысль. М.

РС – Русская старина. СПб.

Сб. РИО – Сборник Императорского Русского исторического общества. Т. 1–148. СПб.; Пг., 1876–1916.

СИЭ – Советская историческая энциклопедия. М., 1961–1976.

СК I – Сводный каталог русской книги гражданской печати XVIII века. 1725–1800. Т. 1–5. М., 1962–1975; Дополнения, разыскиваемые издания, уточнения. M., 1975.

СК II – Сводный каталог книг на иностранных языках, изданных в России в XVIII веке. 1701–1800. Т. 1–3. Л., 1984–1986.

СОРЯС – Сборник Отделения русского языка и словесности Императорской Академии наук. СПб.

СРП – Словарь русских писателей XVIII века. Вып. 1. Л., 1988; Вып. 2. СПб., 1999; Вып. 3. СПб., 2010.

ADB – Allgemeine Deutsche Biographie. 45 Bde. M"unchen; Leipzig, 1875–1912.

AHR – The American Historical Review. New York; London.

AKG – Archiv f"ur Kulturgeschichte. Leipzig.