Экс на миллион
Шрифт:
Продвинулся до пятерки тел, подстреленных во время короткого огневого контакта. Парочка моих в добивании не нуждалась. Насчет оставшейся окровавленной тройки я не был уверен.
— Изя! Если кто-то из них жив, нужно дострелить. Нам неожиданности не к чему, — сказал я, не отрывая глаз от места, за которым скрылся Пузан. — Справишься?
Хлесткий выстрел за спиной стал самым убедительным ответом из всех возможных. А звук рвоты подсказал, что роль палача Изе далась нелегко.
— Все? Оклемался? — уточнил я, когда Изя перестал блевать.
На мое плечо легла его рука — значит, готов. Но я ее стряхнул.
— Сейчас сделаем иначе.
Сорвал
Вернул кубанку на место и, снова выставив винтовку вперед, прижавшись к стене дома, поднялся по пандусу. Он был пуст. Лишь полоска крови показывала дверь, за которой исчез Пузан. Она вела в одну из незаселенных пока квартир. На сером бетоне валялся наган с откинутым барабаном.
«Вот же гадство! Штурм замкнутого помещения без свето-шумовой гранаты, без дробовика — что может быть хуже? Брошенный револьвер ничего не доказывает. А заложник? Вдруг там Ося? Наверняка, там Ося!»
Я с силой ударил прикладом в дверь в районе замка, совершенно не беспокоясь о варварском употреблении роскошного орехового дерева Маузера. Отпрянул сразу в сторону, когда створка распахнулась.
— Тук-тук, Пузанчик! Пора на выход!
— За свайку подержись, Солдат! — раздался болезненный хриплый ответ.[1]
— Фу, как грубо! А еще другом прикидывался. Правильно говорят в народе, таких друзей — за свайку и в музей. Ты зачем кобенишься? Ваши больше не пляшут.
— Проваливай! Не то я твоему Осе горло перережу, — визгливый женский голос прервал наш джентельменский обмен мнениями.
— Моя маруха на понт не берет. Сам посмотри, — подтвердил серьезность намерений Пузан.
Я махнул шапкой в дверном проеме. Выстрела не последовало. Осторожно высунул голову и тут же спрятал. Короткого взгляда мне хватило, чтобы оценить обстановку. Пустая комната со светлыми стенами размером была невелика. В противоположном от входа углу лежал Пузан, зажимая руками бедро, из которого обильно сочилась кровь. Его частично закрывала своим телом молодая женщина, которая подавала пирожки во время моей первой встречи с главвором. Она прижимала к себе посиневшего Осю с поникшей головой и безвольно раскинутыми руками. К его горлу был приставлен немалых размеров кухонный нож. Страшное оружие! От него в мирной жизни народу погибло больше, чем от огнестрела.
— Я вхожу! Без винтовки!
— Не вздумай!
— Если тебя немедленно не перевязать, кровью истечешь.
Шагнул внутрь, вызвав визг от марухи и проклятья от Пузана, хотя обе свободные руки держал на весу. Винтовка осталась на галдарейке.
— Еще шаг — и твой дружок покойник!
— А твой дружок составит ему компанию через пять-десять минут. К чему споры? Забираю Осю и ухожу. А ты своего перебинтуешь.
Женщина заколебалась, но нож продолжала держать крепко.
— Вы что, суки, натворили?! — закричал за моей спиной Изя.
— Спокойно, Изя…
Договорить я не успел. Под мышкой дважды грохнуло. Изя без долгих рассусолов нажал на спусковой крючок, просунув пистолет под моей рукой, как только разглядел, во что превратили Осю. Не посмотрел, что перед ним женщина и раненый. Да как метко стрельнул! Будто родился с маузером в пеленках! Точно в лоб — что одному, что другой.
— Ну ты даешь! — только и смог выдавить из себя. — Бабу не пожалел.
— Какая же это баба? Шмара.[2] За
— Правильная позиция, — согласился я и занялся Осей.
Эх, снова к доктору Плехову на поклон. И к стоматологу. Бедному Оське не слабо зубы пересчитали и заставили поделиться. И заморозили парня в холодной, неотапливаемой комнате. Но жить будет. Первый осмотр не выявил сколь-нибудь серьезных травм.
— Управились? — заглянул в комнату Володя. — Сашка отсутствует?
Такая тоска прозвучала в его голосе, что я даже посочувствовал. Можно подумать, с Бодрым могло быть иначе, чем банальное крысятничество. Володя отказывался признать очевидное. Все-таки эти молодые революционеры — неисправимые идеалисты. Верят в партийное братство, в силу дружбы. К предательству близких совершенно не готовы.
… Мои безрадостные, но прагматичные выводы неожиданно подтвердили газеты. Через две недели после нападения на банк Петербургское новостное агентство опубликовало совершенно фантастическое сообщение из Цюриха: «Во вторник 21-го марта, сюда прибыл с венским поездом молодой русский, которого, вследствие вызванного сильным пьянством буйного припадка, пришлось отправить в сумасшедший дом. Багаж его был доставлен в полицию, в том числе и саквояж, туго набитый русскими кредитными билетами. Когда приезжий пришел в себя, его отправили в полицейский участок, где он, по словам полицейского отчета, чистосердечно сознался, что он — главарь шайки из 19-ти человек, ограбившей 7-го марта московское общество взаимного кредита. Назвал он себя Александром Беленцовым. При этом он нарисовал подробную картину происшедшего. Арестованный, вероятно, будет выдан русским властям».[3]
То есть, если верить газетам, Сашка, решив кинуть Пузана на бабки, уселся в поезд до Швейцарии и то ли от радости, то ли от угрызений совести нажрался в вагон-ресторане горячительными напитками до приступа белой горячки. На том и погорел. Нет, ну не идиот?!
— Он слишком увлекался коньяком, — попытался я пошутить, но товарищ Володя меня не понял.
— Мы предадим его революционному суду и расстреляем! Отправлю в Цюрих тройку ликвидаторов.
— Месть — это прекрасно, но ты же понимаешь, в какой опасности мы оказались? Как быстро он даст признательные показания, если его доставят в Москву? Ты как знаешь, а я срочно уезжаю в Петербург, стоит только Осе окончательно встать на ноги. Что с моими паспортами?
Я не стремился посвящать Володю в свои планы, в свое намерение срочно исчезнуть из России, но не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, куда я намылился. Слишком тревожно было вокруг, слишком опасно для жизни. Подавление восстания в Москве не остановило революционное брожение. С мест постоянно приходили жуткие сообщения: нападения на банки и почтовые кареты, убийства полицейских и мирных жителей, столкновения казаков и солдат, поджоги зданий с народными собраниями. На улицах продолжали трещать выстрелы, рвались бомбы, проводились аресты. Мир вокруг, не только в России, сошел с ума — багровой вишенкой на мясном сатанинском торте стало землетрясение в Сан-Франциско. С полным уничтожением города и массовыми жертвами. Страшная трагедия, однако она не поколебала моего желания отправиться за океан. Тем более, сейчас, когда очень достойный мой стартовый капитал небольшими партиями переправлялся в Нью-Йорк на открытый, согласно моему письменному распоряжению, анонимный депозитарный счет, защищённый цифровым и буквенным паролями, в брокерской конторе мистера Джесси Ливермора.