Эксельсиор. Вакуумный дебют
Шрифт:
Откровенно говоря, на такой успех своей работы он не рассчитывал. Да, труд был проделан большой, решение было сложное, найдено оно изящно, но сам Лейбниц, не считал, что сделал нечто грандиозное, так уж сильно выделяющее его среди коллег. Теперь, когда груз авторитета нечаянно лёг на него, вместе с новыми возможностями возникли и новые сложности. Вот уже много лет, ещё будучи Аль·Тоном, он разрабатывал новую теорию, она уже созрела до стадии экспериментальных работ, но теория насколько странная, дерзкая, можно сказать еретическая, что ученый не мог её представить публично. Ещё до титула его приняли бы за «сумасшедшего учёного», проводящего «чудаковатые эксперименты», с этим можно было смириться. Однако теперь, когда он стал лицом дискретной физики, публичным лицом науки, любая тень павшая на него, падёт на
Научное любопытство было одним из сильнейших наваждений в его жизни, естественно, бросить свою «странную» теорию он не мог, оставалось лишь проводить исследования втайне, но эксперименты требовали много ресурсов, это оборудование, материалы, энергия. Конечно, стоит ему лишь намекнуть о потребности, всё ему будет предоставлено, но тогда огласки не избежать. Тайные исследования требуют тайного финансирования из личных средств, а как оказалось, учёному сложно скопить капитал не привлекая лишнего внимания. Вот поэтому титульный физик и ведущий учёный Сола проводит популярные лекции для младшей аудитории, работа с детьми на Поясе оплачивается щедрее всего, щедрее популярных шоу или обучения взрослых студентов, дети прежде всего, дороже всего — таков девиз Пояса. К тому же, такие занятия хоть и утомительны, но хорошо сказываются на имидже науки, а ради науки он готов на всё — таков его личный девиз.
Там же
Чтобы сфокусировать внимание собравшихся на подиуме, стены аудитории растворялись в сумраке. От фокуса помещения пятью полукруглыми волнами расходились места слушателей, каждый следующий ряд немного выше предыдущего, образуя амфитеатр. Если смотреть со сцены, то Ник сидел на одиннадцать часов, в третьем ряду. Справа от него расположилась серьёзная девочка, судя по визору её парты, она повторяла глифы из пятого набора плетения, мальчик слева отлаживал плоскую проекцию графа фуги среднего размера, если понаблюдать за занятиями остальных, то картина будет схожая — все дети в аудитории были увлечены дискретной физикой, но не Ник.
Неделю назад его отловил ментор по дискретке, как он сказал, для небольшой беседы, но между собой учителя называли такие разговоры «воспитательными воздействиями». По прошлому опыту Ник догадывался, сейчас наставник начнёт манипулировать кнутами и пряниками, в надежде затянуть в свои манипуляции мысли подопечного. Так было и на этот раз, итак: Ник полетит на «Графит» чтобы посетить лекцию знаменитого физика Лейбница — это следовало расценивать как пряник, хотя на вкус ощущалось как кнут. Очень многие дети мечтают попасть на такую лекцию, ученику следует рассматривать это как стимул, тоже пряник со вкусом кнута. Наставник разглядел у Ника высокие способности к изучению физики — пряник, но, в то же время, ученик не проявляет достаточный интерес к предмету — это уже явно кнут. Возможно, посещение увлекательной лекции станет стимулом к изучению предмета, потому что правильные стимулы очень важны.
После разговора Ник посмотрел в персопедии, что такое стимул:
Стимул (лат. stimulus — палка погонщика ослов или острый металлический наконечник на шесте, которым погоняют буйвола (быка), запряженного в повозку) …
Что же, если с кнутов перешли на палки, то, похоже, в тебе видят особо упрямого осла.
Тем временем на сцену вышел долговязый ученый, изо всех сил старающийся быть чуть менее занудливым, чем есть. Его неловкие попытки выглядеть дружелюбным и весёлым увенчались успехом, так как он выглядел смешно, а это было весело. Однако после скомканного приветствия знаменитый учёный сумел почувствовать аудиторию и выбрать верный тон, лекция началась.
— Дети, я приготовил для вас небольшую иллюстрацию и проведу её с помощью картины.
На сцену выкатился сервисный бот, для незаметности выкрашенный чёрным, ловко орудуя в тени, он установил громоздкую конструкцию с картиной, на которой был изображён смайлик — обычная жёлтая улыбающаяся мордочка на голубом фоне.
— Да, признаю, это не шедевр, — в зале
На сцене появилось три бота и принялись раскладывать бусинки на картине, они двигались так споро, что их манипуляторы было сложно различить, очень скоро картина была полностью воссоздана из сверкающих цветных бусинок.
Лейбниц продолжил:
— Блестяще! Не знаю как вам, а мне так даже больше нравиться, — дети радостно согласились с ним, — каждая наша бусинка изображает монаду, а мы все знаем, что монады связаны между собою, чтобы наша модель была более точной, мы свяжем все наши «монады» по горизонтали и вертикали паутинками, в наших бусинках как раз предусмотрены такие крепления, а у наших помощников заготовлено нужное количество отрезков паутинки из карбоновой нити, как видите, сейчас они быстро скрепляют бусинки между собою.
На этот раз ботам потребовалось чуть больше времени, по окончанию работы два бота подхватили крайние верхние бусинки и аккуратно отделили тончайшую бисерную сеть от картины, дети ахнули, теперь перед ними было два смайлика один нарисованный, другой бисерный.
— Как видите, теперь наши «монады» повторяют картину, а связи между ними удерживают их на нужных местах. Сейчас для нас важно, что наша картина изображает собою двухмерное пространство, а «монады» собранные паутинками в граф повторяют его. Теперь я могу взять наши «монады» и собрать их все в ладонь! — Лейбниц ухватил картину из бусинок и скомкал её в своих руках, дети снова ахнули от неожиданности, — Не беспокойтесь! Картина цела, наши «монады» сохранили её — немного повозившись с бусинками, жестом фокусника учёный развёл руки — перед ним, словно феникс из пепела, возродился бисерный смайлик, дети снова вздохнули от неожиданности и восхищения.
Довольный произведённым эффектом, Лейбниц продолжил:
— Как видите, совсем не важно, где и как расположены монады, ведь пространство закодировано в их связях, я могу комкать нашу модель в руках, сворачивать в трубочку, делать что угодно, — лектор сложил бисер в вазу перед собою, — пока связи целы, картина будет цела, пространство картины будет связным, мы создали новое пространство связав бусинки и оно уже не зависит от нашего. А теперь самое важное, сосредоточитесь: наш мир создан из монад и их связей, но эти монады нигде не расположены в нашем мире, наоборот, это они создают наше пространство, словно картину из бисеринок. Более того, запомните, пространства нет, оно существует как выдумка, как абстракция, позволяющая нам взаимодействовать с миром монад.
Весь зал напряженно слушал учёного, пытаясь осознать, что их глаза каждый день видят лишь выдумки и абстракции.
— Вот более сложный пример, перед вами уравнение окружности, — виртуальный визор рядом с Лейбницем изобразил формулу «x2+y2=r2», — вы все её знаете, а также знаете, почему это формула окружности, так как если взять декартово пространство и отобразить точки удовлетворяющие уравнению, то получится окружность, — в визоре появились координатные оси с окружностью в центре, — но позвольте, нигде в формуле не определено пространство, это мы предположили, что «x» и «y» связаны одной плоскостью, лишь бы нарисовать всё это. На самом деле, сейчас мы использовали пространство, как инструмент, помогающий нам понять уравнение, в самом уравнении его нет, это мы придумали эту абстракцию, так как нам проще, привычнее мыслить в пространстве, которого, повторю, в уравнении нет, — на графике в визоре появилась новая дуга и две точки, теперь окружность изображала знакомый всем смайлик, — наш мир подобен этой формуле, чтобы его понять, мы используем пространство как инструмент, постоянно растягиваем мир по координатным осям, порою удивляясь когда он сопротивляется, а нам приходится искривлять наш инструмент, то есть пространство.