Эксгумация
Шрифт:
— Квартира все равно была дрянь.
— Мы упомянем об этом в статье.
— Мне она никогда не нравилась.
Шила помолчала, а затем попыталась повернуть разговор в нужное русло:
— Статья выходит завтра. На первой полосе, если не произойдет ничего более интересного. Где вы будете, если мне понадобится связаться с вами?
— В недосягаемом месте.
— А телефон?..
— Нет, по нему можно узнать адрес.
— Ну пожалуйста.
Я дал ей телефон матери.
— Что сказал Алан, когда вы приехали
— Он сказал: «Без комментариев». И захлопнул дверь.
— Он расстроился?
— Почему это вас так интересует?
— Мне кажется, он знает, чей это был ребенок.
— Думаете, кто-то ему сказал?
— Я думаю, он знает, когда трахал Лили в последний раз.
Шила несколько мгновений переваривала мою последнюю фразу.
— Мы поместим несколько ее фотографий, на которых она выглядит почти матерью.
— Вам придется защитить меня от других журналистов, — сказал я. — Следите, чтобы они держались подальше.
— Только если вы подпишете с нами договор об эксклюзивном материале.
— Нет, истерия должна поддерживаться по максимуму.
— Тогда вы сами за себя.
Я вспомнил о предательстве Энн-Мари.
— К этому я уже успел привыкнуть.
Шила никак не отреагировала на мои слова.
— Кто сжег вашу квартиру, как вы думаете?
— Поверьте мне, Шила, найдется немало подходящих кандидатур.
Конец разговора.
Энн-Мари вернулась из аптеки и протянула мне болеутоляющее. Она посмотрела на меня с таким видом, что мне тут же захотелось проглотить всю пачку.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила она.
— Нормально, — ответил я. — Что с актерами?
— Ты разве не помнишь? — удивилась она. — Я же тебе говорила.
— Что с актерами?
— Я всем им позвонила, — сказала она.
— Всем?
— Да, и они все придут.
— Ты уверена?
— Конрад, что случилось? Расскажи мне.
Я выпил две таблетки.
77
Четверг.
Утром я отправился в киоск за газетами.
Шапка «Миррор» огромными буквами: Ребенок Виты. Эксклюзивный материал «Миррор».
Подпись: Шила Барроуз.
Моей фотографии на первой полосе не было — ее приберегли для снимка Лили «по-матерински» рядом с фотографией Алана, на которой он в своем обычном пальто быстро, не глядя по сторонам, куда-то шел.
Да!
Я просмотрел другие таблоиды. Кое-где промелькнули ни на чем не основанные предположения, но Шилу никто не переплюнул. Я снова взялся за «Миррор». Около фамилии автора в начале статьи была помещена фотография Шилы: завивка по моде рабочего класса и улыбка, выражающая надежду на лучшее. Идеально и совсем не похоже на Шилу. Я заглянул на следующие страницы: пересказ истории убийства с использованием фрагментов других статей; напоминание об Азифе (с упреком в его адрес: почему он не сказал нам
— Это просто ужасно, — сказала продавщица газет. — Ужасно.
— Да, — согласился я, — вы правы.
— Такая молодая и красивая…
— Да уж…
— А вам просто повезло…
Затевать с ней спор мне не хотелось.
Шила напирала в основном на беременность и, насколько могла, затушевывала вопрос об отцовстве. На Алана они должны были наброситься на следующий день, как и в случае с Азифом. К счастью, она представила дело так, что полиция выглядела в наихудшем свете. Статья заканчивалась требованием к Скотланд-Ярду рассказать, кто был отцом ребенка. Сделать такое заявление в интересах общества.
Чтобы немного изменить внешность, я отправился в ближайшую парикмахерскую и постригся наголо. Я также решил не бриться.
На стеклянном столике позади кресел лежал развернутый экземпляр «Миррор». Парикмахер ничего не сказал, но я всем нутром ощущал его деланное безразличие к моей персоне.
Я рассудил, что не только таблоиды, но и полиция захочет разыскать меня и допросить по поводу поджога. Если я не заявлю о случившемся, это будет выглядеть крайне подозрительно. Они даже могут подумать, что я сам сжег свой дом.
В тот день, когда Психея и Энн-Мари познакомились у меня дома, они довольно долго проговорили. Я, конечно, не знал, насколько они успели сблизиться и что рассказали друг другу. Впрочем, можно было ожидать, что в случае необходимости Психея найдет адрес Энн-Мари — по телефонному справочнику или через модельное агентство. Мне было интересно, сколько времени это займет после моего исчезновения.
Вернувшись от парикмахера, я показал Энн-Мари первую полосу «Миррор».
— Зачем ты сбрил волосы?
— Мне просто надоела старая прическа.
Энн-Мари осознала смысл заголовка.
— Черт, — сказала она. — И давно ты об этом узнал?
— Некоторое время назад.
— Почему же ты мне не сказал? — заныла она. — Почему ты никогда мне ничего не рассказываешь?
— Это было не так уж важно.
Она меня не слушала. Она медленно опустилась на диван и стала читать все статьи от начала до конца.
Следующие несколько минут она не проронила ни слова, только шелестела страницами.
Зазвонил телефон. Энн-Мари потянулась к трубке.
— Не снимай трубку, — сказал я. — Плохо уже то, что он не отключен.
— Но ведь это может быть кто угодно.
— Если ты снимешь трубку, они будут знать, что мы здесь — что здесь кто-то есть, — и мы не сможем вернуться сюда по крайней мере неделю.
— Ты о ком?
— О папарацци — журналистах и фотографах. На меня откроется сезон охоты.
— Ты что-то не очень расстраиваешься по этому поводу.
— Так было задумано.