Экспансия - 2

Семенов Юлиан

– В левом!
– ответила Криста, потому что видела в полуоткрытую дверь ванной, что Роумэн стоял, прижавшись левым плечом к стене; звенит обычно в том ухе, которое ближе к стене, странно.
– Угадала?

Звенело в правом ухе.

– Умница, - сказал Роумэн.
– Угадала. Слушай, когда мы начнем ссориться, а? Все знающие люди говорят, что после первого месяца супружества неминуемо должна случиться ссора... По пустяку, глупая, но обязательно ссора.

– Мне тоже так говорили. Это бы случилось, не будь ты Роумэном, а я

Кристой.

– Не будь я старше тебя на пятнадцать лет...

– Не будь ты умнее меня в семьсот тридцать четыре раза... Я совсем от тебя голову потеряла, когда ты до конца ломал Лангера... А особенно, когда ты сказал, чтобы он сам открыл чулан и привел Ригельта... Они ведь могли оба убежать.

– В обкаканных штанах далеко не убежишь...

Криста засмеялась:

– Сюжет для Уолта Диснея - <волки в обкаканных штанишках>.

Роумэн протер лицо одеколоном и вышел в комнату:

– Ты прекрасно сказала: <в штанишках>... Очень по-детски, так маленькие девочки говорят... Я очень гордился - мне тогда было лет шесть, - когда мне начали покупать брюки, а не штаны... Давай завтракать, время. Я должен быть у моего босса секунда в секунду, он педант, и за это я его ценю.

Криста знала, что в номере говорить нельзя. Роумэн предупредил ее, что, вполне возможно, д р у з ь я поставили их жилье на з а п и с ь. Про то, чтобы она упомянула имена Лангера и Ригельта, они договорились заранее, на улице, - так или иначе он будет рассказывать о них Макайру, пусть тот знает загодя, но ни одного другого имени тех, которые они узнали во время стремительной поездки по Европе - Рим, Аскона, Гамбург, Стокгольм, называть не надо; еще рано; все зависит от того, как пойдет разговор в кабинете б о с с а, какова будет его реакция на ту информацию, которую собрали Роумэн, Спарк и Штирлиц.

Криста молча улыбнулась Роумэну, показав глазами на отдушину; он отрицательно покачал головой, кивнув на телефон.

– Знаешь, конопуша, если сегодня разговор пройдет так, как я надеюсь, и мне удастся за неделю закончить дело, мы с тобой, наконец, возьмем отпуск и отправимся на какой-нибудь маленький остров... Чтоб ни души... Сейчас стали рекламировать Сан Блас, всего час лета от Панамы, крошечные островки в океане, живут индейцы, ловят рыбу и собирают кокосовые орехи. Правда, было бы чудно?

– Я даже боюсь об этом мечтать.

– Всегда надо мечтать о самом прекрасном.

– Только мечтай без оглядки.

– Буду.

– Какой мне надеть костюм?

– Поскольку их у тебя всего два, надень первый.

Роумэн рассмеялся:

– Первый - это серый? Или синий?

– Синий. К твоей седине идет синий цвет.

– А галстук? Серый?

– Красный. Почему все американцы так любят черные костюмы и черные галстуки? Вы одеваетесь, как гробовщики.

– Не оскорбляй нацию. Я патриот.

– Разве можно считать оскорблением замечание, которое продиктовано желанием лучшего?

– Можно, -

вздохнул Роумэн и поднялся из-за стола.
– Омлет был прекрасен, только ты забыла его посолить, конопушка.

– Правда?! Почему же ты не сказал?

– Потому что у нас нет соли. Купи. Ладно? И потом никуда не уходи из дома, портье предупрежден. Двери запри на цепочку. Телефон, куда в случае чего звонить, ты знаешь. Ругай меня.

– Мои друзья из театра говорили иначе: <Пожелай мне счастья и удачи>.

– Так это ж актеры, конопуша...

...Выслушав Роумэна, - тот рассказал д е л о выборочно, Штирлица не упомянув, профессора Танка тоже, - Макайр поднялся и, закинув руки за спину, начал быстро и сосредоточенно ходить по кабинету; лоб разрезала продольная морщина, вокруг глаз собрались мелкие морщинки; остановившись у окна, он тихо сказал:

– Но ведь это ужасно. Пол... Значит, они выжили! Неужели жертвы были принесены понапрасну?

– Нет. Будь наши жертвы напрасными, наци действовали бы открыто. И не только в Европе, но и в нашей стране...

– В какой мере ваши материалы против них носят уликовый характер?

– Против каждого из тех людей, которых я назвал, есть по крайней мере два свидетельских показания. Все они члены НСДАП, люди СС, СД, гестапо или абвера. За каждым из них - преступление. Они должны быть отданы в руки правосудия...

– Легко сказать... Те, кто живет в Германии, - одно дело, там легче... А как быть со Швецией? Или Аргентиной? У нас и так натянутые отношения с Пероном... А Испания? Португалия? Как быть там?

– Очень просто: брать их там и вывозить. И передавать в руки Нюрнбергского трибунала.

– <Вывозить>? Называйте вещи своими именами, Пол... Не <вывозить> и не <брать>, а организовывать похищения.... И вы прекрасно понимаете, что назавтра же после случившегося государственный департамент будет завален нотами протеста по поводу вмешательства во внутренние дела Мадрида или Байреса...

– Что вы предлагаете?
– Пол нахмурился, полез за сигаретами - плохой признак.

– Ничего. Предлагаю подумать. Есть некоторая разница между вами, человеком, совершившим подвиг, - да, да, я понимаю, каково было собрать подобную информацию, это настоящий подвиг!
– и мною, чиновником, который обязан санкционировать действия. Будь проклят мой пост, черт его совсем побери! Как вы отнесетесь к тому, чтобы подключить к операции дипломатов?

– То есть?
– Роумэн несколько опешил, достал из пачки <Лаки страйк> сигарету, закурил.

– Пусть наши юристы подумают, как можно побольнее нажать на Аргентину, Испанию, Парагвай... На режимы, скрывающие у себя наци... Чтобы они выдали нам преступников...

– Ну, зачем же так усложнять задачу?
– Роумэн тяжело затянулся. Лучше пошлите телеграммы скрывающимся нацистам, адреса я могу вам сейчас продиктовать, с просьбой добровольно отдаться в руки нюрнбергского правосудия.