Эксперт № 15 (2013)
Шрифт:
Александр Ивантер
Александр Попов
Политическое решение о закрытии Байкальского целлюлозно-бумажного комбината принято. Но он продолжает работать — очень непросто наладить здесь нормальную жизнь людей и природы без градообразующего предприятия
Слева — парит цех варки, справа — дымят трубы ТЭЦ. Но на промплощадке удивительно свежо и чисто
Фото: Виталий Волобуев
Просторная, не захламленная территория, кристально-белый снег, чуть поодаль справа — ТЭЦ с рядком труб разного калибра и назначения, слева — основная технологическая цепочка цехов целлюлозного производства. Из окон
Направляясь в командировку на комбинат, мы рассчитывали увидеть пустующие цеха, остановленные станки и убитый, раздолбанный город с обозленными, едва сводящими концы с концами безработными жителями. Вместо этого нас встретил не идеально, но весьма прилично ухоженный, работающий комбинат, уютный и далеко не бедный городок (такси на улицах, несколько ресторанов и гостиниц, супермаркет с прекрасным отделом недешевых салатов и кулинарии отменного качества), без бомжей и гопников на улицах.
Мучительные качели
В последние четыре с лишним года по прихоти экспортной конъюнктуры, пасьянса интересов меняющихся собственников и кредиторов, чиновников разных уровней и бульдожьего прессинга природоохранных ведомств Байкальский комбинат не мог похвастаться ритмичной работой. Летом 2008-го по требованию Росприроднадзора предприятие перешло на замкнутый водооборот, потеряв возможность производить наиболее ценный вид продукции — беленую вискозную целлюлозу, а небеленая, да еще в разгар кризиса, оказалась никому не нужна. В итоге с октября 2008-го по июнь 2010-го производство было вовсе остановлено. Сорок процентов трудоспособного населения города оказалось предоставлено самому себе.
Байкальск пережил нешуточный шок: митинги, голодовки, письма губернатору — вплоть до реальной, по свидетельству нынешнего мэра города Василия Темгеневского , угрозы блокирования движения на Транссибе и федеральной автотрассе М55, разрезающих город пополам. Успехи протестантов из Пикалево, к которым тогда приехал лично Владимир Путин , настраивали местных на боевой лад. Но постепенно народ смирился, притерпелся. Кто помоложе, подались на заработки в Иркутск и Красноярск или «на Севера», на вахту. Кто постарше, переключились на привычные «хобби» — рыбалку на продажу или собственное хозяйство (здешнюю нереальных размеров и вкуса клубнику с гордостью упоминали все наши собеседники от официанток до чиновников правительства области). Многие специалисты, в основном химики-технологи, уехали на другие ангарские ЦБК, в Братск и Усть-Илимск. А кое-кто, говорят, в Котлас и Архангельск подался.
Конец был близок, но не наступил. В январе 2010 года правительство РФ выпустило необычное постановление, исключившее производство целлюлозы, бумаги и картона из перечня видов деятельности, запрещенных в центральной экологической зоне Байкала. Документ фактически снимал запрет на работу БЦБК в разомкнутом водообороте и позволял ему вновь запустить выпуск беленой целлюлозы, сопряженный со сбросом сточных вод, пусть и после тройной очистки, в озеро Байкал. За несколько месяцев на комбинате из двух производственных линий — здесь их именуют «потоками» — слепили одну и летом возобновили работу.
В
Конкурсный управляющий БЦБК Александр Иванов: «Если бы предприятие стояло не на Байкале, возможно, вариант модернизации комбината был бы разумен. Хотя отдельный вопрос, кто бы ее оплачивал»
Фото: Виталий Волобуев
Дошли наконец руки — и деньги — до ремонта сильно изношенного оборудования. В августе 2011 года на комбинате произошло знаковое событие — запустили установку по сепарации, сушке и сжиганию шлам-лигнина, продукта отбелки целлюлозы, основного отхода целлюлозного производства. До 1977 года лигнин после отжима во влажном виде вывозился в открытые хранилища, или «карты», — резервуары с укрепленными глиной и бетоном днищем и боками размером с несколько футбольных полей каждый. Потом был запущен в эксплуатацию цех переработки отходов на отечественном оборудовании, и «выход» лигнина на карты снизился на треть. В 1989-91 гг. были смонтированы прессы для обезвоживания и печь для сжигания лигнина, с этого момента утилизируется не сам лигнин, а зола от его сжигания, равно как и угольная зола от ТЭЦ. За время простоя комбината цех переработки отходов вышел из строя, реанимировали его уже на зарубежном оборудовании.
В прошлом году комбинат снова залихорадило. Мировые цены на целлюлозу неуклонно ползли вниз — сейчас они достигли 900 долларов за тонну, это уровень себестоимости производства, то есть сегодня БЦБК работает фактически «в ноль». Неопределенность судьбы комбината нервировала поставщиков сырья, требовавших перейти на работу по предоплате, — у ЦБК исторически не было собственной сырьевой базы. Начали накапливаться долги по зарплате.
В декабре 2012 года на комбинат пришел Внешэкономбанк (ВЭБ). Он выкупил по номиналу долг Альфа-банка и предоставил комбинату кредит на 460 млн рублей — на финансирование текущей деятельности, включая оплату поставок угля и выплату зарплат. Функции финансово-технического надзора за целевым использованием средств ВЭБа осуществляет дочерняя компания банка ООО «ВЭБ-Инжиниринг». В конце января БЦБК смог возобновить работу, но через месяц опять остановился — технологическая цепочка была парализована из-за пожара на эстакаде подачи щепы. И лишь в марте, за пару недель до нашего визита на предприятие, его цеха снова ожили.
Линия сушки целлюлозы на Байкальском ЦБК
Фото: Виталий Волобуев
Он будет остановлен
В конце февраля произошло еще одно важное событие. Руководство страны наконец принципиально определилось с будущим комбината. «Мы приняли решение о постепенном закрытии Байкальского ЦБК с переносом завода. Это сложный процесс, в течение нескольких лет его возможно осуществить», — заявил вице-премьер Аркадий Дворкович на Всероссийском форуме работников лесной отрасли. И хотя правительственного постановления, фиксирующего это решение, никто из наших собеседников в Байкальске и Иркутске не видел (и даже не слышал о его существовании), вероятность, что окончательное решение на самом верху все же принято, весьма высока.