Электрическое тело
Шрифт:
Я брожу по дому. Здесь удивительно большие спальни на верхнем этаже; большая кухня, столовая и кабинет на первом этаже. За одной из дверей я слышу низкий гул голосов - Джек обсуждает возможные варианты развития событий с Джули и Ксавье.
Ха. Какие у нас есть варианты? Нам некуда идти. Мы ничего не можем сделать — мы всего лишь четверо подростков в битве против глобального правительства, способного заменить людей двойниками?
Ничего.
В доме есть еще одна дверь, сделанная из грубо отесанного дерева. Из-под двери дует холодный ветерок, и я даже не удивляюсь, когда открываю ее. Затем спускаюсь вниз в подвал,
У подножия лестницы беспорядок, паутина, но на грязном полу есть четкая протоптанная тропинка и царапины на стенах. Я делаю несколько шагов к другой двери. Эта делана под дерево, но я так подозреваю, что она сделана из стали. Клавиатура поддается вместе с дверью - это «комната страха», которая есть почти в каждом доме на Мальте еще со времен Гражданской войны.
Но она не заперта. Я толкаю ее обеими руками.
Из комнаты льется свет, на мгновение ослепляя меня. Эта комната, в отличие от грязного, захламленного подвала, стерильна и ярко освещена стальными и флуоресцентными лампами. Все это напоминает мне комнату моей матери в нашей квартире — та тоже бывшая «комната страха» и тоже была загромождена больничной утварью. Я вспоминаю по рассказам, что Ксавье учился на медицинском факультете - этот стол, заваленный документами и диаграммами, должно быть, принадлежал ему. Шкафчики над ним забиты медикаментами первой и экстренной помощи, но я не сосредоточилась на них.
В центре комнаты находилась металлическая каталка, длинная хромированная плита на колесиках.
А к ней была привязана Акила.
Глава 53
Я касаюсь рукой Акилы, обернутую в сдерживающую технологическую фольгу. Ее тело теплое, она выглядит спокойной, спящей. От моего прикосновения ее тело дергается.
– Проснись, - шепчу я. А потом громче: - Проснись.
Язык болит, глаза горят от непролитых слез. Ирония не ускользнула от меня; эхо тех же самых слов отдается в моем сознании из снов моего отца.
Я прижимаюсь щекой к щеке Акилы и шепчу ей на ухо: - Проснись.
Я чувствую движение.
Мое тело откидывается назад, мгновенно настораживаясь.
Акила открывает глаза и смотрит на меня. На мгновение я не вижу ничего, кроме ярости и убийства. А затем она моргает и ее лицо смягчается.
– Элла?
– шепчет она.
– Акила?! — я бросаюсь к ее скованному телу и обнимаю ее.
– Это действительно ты?
– спрашиваю я.
– Что происходит?
– Акила пытается пошевелить руками и ногами, но не может.
Мой разум пустеет. Что я ей скажу? Если она только что проснулась от этого странного кошмара, какие слова использовать, чтобы рассказать, что настоящий кошмар только начинается?
– Что ты помнишь?
– мягко спрашиваю я.
– Я была на лунной базе, - Акила оглядывается, ее глаза закатываются, она пытается увидеть больше.
– Я в лазарете?
– Нет, - тихо отвечаю я.
Акила молчит мгновение.
– Нет, я так не думаю, - ее глаза ищут мои.
– Но я помню… стычку. Отступающие повстанцы атаковали нас. Они
Я сжимаю ее пальцы.
– Почему я связана?
– спрашивает Акила.
– Что еще ты помнишь?
Она закрывает глаза.
– Кажется, мне было больно, - говорит она.
– Я помню боль.
Ее глаза широко распахиваются.
– Поэтому я не могу пошевелиться? Я больна? Они отправили меня обратно на Землю? Или мы все еще на Луне? Как ты сюда попала?
Я открываю рот, но по-прежнему не знаю, что ответить.
А потом Акила говорит:
– Я хочу к маме, - слова, произнесенные почти шепотом, но в них такое волнение, такая отчаянная тоска…
– О, Акс, - шепчу я.
Она встречается со мной взглядом, пронизывающим меня насквозь.
– Я ранена? Поэтому я не могу двигаться?
Я качаю головой.
– Тогда почему?
– Это… - мой голос срывается.
– Я имею в виду, тебе было больно. В некотором смысле. Это трудно объяснить.
– Пожалуйста, Элла, пожалуйста. Пожалуйста. Помоги мне. Я хочу встать.
Моя хватка на ее пальцах соскальзывает.
– Не могу, извини, не могу… — шепчу я.
– Пожалуйста.
Я делаю шаг назад, по-прежнему качая головой. На глаза наворачиваются слезы.
– Элла, - произносит она мое имя с тоской.
Я наклоняюсь ближе и смотрю ей прямо в глаза. Глаза - это «окна в душу», так всегда говорил папа.
А ее глаза - линзы. Я вижу, как расширяются и фокусируются фальшивые зрачки, вижу блестящее стекло на поверхности. В этих глазах есть свет, но это не ее душа… она сделана из лампочки.
Я чувствую тот самый момент, когда принимаю тот факт, что передо мной не мой друг, и я вижу тот самый момент, когда она осознает это.
Ее тело дико дергается, бьется о металлическую каталку, натягивая ремни из фольги. Поток злобных проклятий следует мне вслед, когда я отскакиваю от нее.
– Я освобожусь и оторву тебе голову!
– кричит она, ударяясь головой о каталку с такой силой, что вминает металл. Ее судорожных движений достаточно, чтобы заставить каталку двигаться, царапая кафельный пол.
В этом существе нет ничего от моего друга. Все, что было до этого — эти тихие слова, замешательство - все это было лишь уловкой, чтобы попытаться обмануть меня и заставить освободить ее.
Ксавьер врывается в комнату, хватает со стола бутылку и посылает облако бледно-зеленого тумана в лицо Акиле. Кажется, это успокаивает ее - или, по крайней мере, замедляет - достаточно на долгое время, чтобы он смог воткнуть иглу от капельницы ей в руку. Вскоре ее тело становится и вовсе неподвижным.
– Мне все время приходится увеличивать дозу успокоительных, - говорит он низким, скрипучим голосом.
– Наноботы в ее системе умны и приспособлены. Скоро мы не сможем держать ее без сознания.
Я смотрю на него с надеждой в глазах, но он качает головой.
– Она не проснется, Элла. Никогда.
Мы оба знаем, что он имеет в виду: даже если ее глаза откроются, даже если она будет в сознании, она не сможет себя контролировать.
– Если она проснется и мы не сможем ее удержать, - устало произносит он, - нам придется…