Элемент 68
Шрифт:
Отчисленные за новогодние безобразия в институт, кстати, так и не вернулись: один предпочел коммерцию, а Арнольд перевелся поближе к дому – в Рижский институт гражданской авиации.
После института Алексей с Багратом редко встречались, но часто перезванивались. Продавали друг другу несуществующие вагоны сахара, серые партии видеодвоек и грузовики «двести восемьдесят шестых». Выстраивали невероятные цепочки, выторговывали себе откат натурпродуктом. Клялись в честности и полном доверии к собеседнику, но телефон следующего в цепочке посредника
Уже к пятому курсу Баграт был директором десятка фирм, и к нему обращались друзья, если надо было обналичить деньги, получить справку на вывоз валюты, растаможить автомобиль – иными словами, провести операцию, не то чтобы запрещенную законом, но предписанную к исполнению в таком неудобном виде, что соблюдение официальных инструкций становилось практически невозможным.
Алексей ни разу на посредничестве и «серых» операциях не заработал, устал от призрачных миллионов и стал строить свой бизнес по копеечке: сам приторговывал на рынке, потом расставлял по лоткам первокурсников, открыл пару палаток. Поднимал бизнес осторожно – на территории закрытых институтов и предприятий.
Начал Алексей со своего родного вуза и процветал на охраняемой территории пару лет, пока жадный проректор не удвоил арендную плату. Алексей столько платить не мог, и проректор прикрыл лавочку, отомстив несговорчивому коммерсанту увольнением за прогулы – Бальшаков числился сотрудником монтажного управления. Испорченную трудовую книжку было жалко – Алексей подрабатывал то здесь, то там с первого курса, и месяцы случайных работ сложились к пятому курсу во вполне солидный стаж.
В город Алексей вывел бизнес в начале девяностых, в сопровождении вполне уважаемых людей, так что мелкая шпана торговле не мешала. С уважаемыми людьми, и даже, не всуе будь помянут, с майором, познакомил Алексея тот же Баграт, который обзавелся очень весомыми связями через спарринг-партнеров своей борцовской секции.
Десять лет встречал Алексей Новый год чинно, с бизнес-партнерами. Выпив, любили гадать, как все вместе встретят новое тысячелетие. И вот для Алексея век начался в совсем незнакомой компании.
– Знакомьтесь, это Андрей, – заявила Ольга громко и вытянула Алексея в гостиную.
– Андрей – это для близких, – поправил Бальшаков, – в миру я Алексей. До первого брудершафта можете меня так и называть.
– Оригинально! – восхитилась женщина в золотых очках. – А как вы зовете Ольгу?
– Зайчик, – соврал Алексей.
– Вы романтик! – изумилась женщина.
Ольга затолкала Андрея обратно в прихожую. Маленький тамбур был завален шубами, пуховиками и обувью. Тяжелые тупомордые сапоги Алексея стояли у самого входа и уже успели напустить под себя лужу.
– Какой зайчик! – прошипела Ольга.
– А какой Андрей? – возразил Алексей Павлович.
– Вам что, тяжело один вечер побыть Андреем?
– Зачем?
– Ну не могу же я с порога признаться, что в соседнем магазине нашла
К ним втиснулась дама, собранная из полусфер: тяжелый купол волос, налитые щеки, окатыши плеч. Грудные полусферы были утянуты алым вечерним платьем без бретелей. Из жесткого треугольного корсажа торчали ушки серебряного зайца-аппликации.
– Это Марина. Со школы дружим, – представила Ольга.
– Надеюсь, для меня вы тоже станете Алексеем, – Марина предоставила руку для приветствия.
Руку она подала скорее для пожатия, но Алексей, освобожденный новым именем от условностей, зафиксировал на запястье продолжительный поцелуй.
– Ох, какой вы галантный! – Марина сделала паузу для взволнованного вдоха. При этом корсаж пополз вниз, и зайчик подмигнул из-за жесткого бордюра. – Прошу к столу.
Гости уже расселись. Большинство моложе Алексея лет на десять-пятнадцать. Красивые, раскрасневшиеся от ощущения праздника, которое к двадцати пяти годам еще не успевает потускнеть. Подвигав стульями, Алексея впихнули между Ольгой и дамой в очках. Все торопливо представились. Имен Алексей, конечно, не запомнил, но расклад был самый обыкновенный.
На дальнем конце большого стола расположились: инициативный дурак, перекрикивающий всех; красавец-спортсмен, добродушный от уверенности в собственном превосходстве; парочка, которой ни до кого нет дела. В середине сидели молодые родители, достаточно интересных дам, пара одиноких кавалеров, определивших свой интерес на сегодня, и стайка холостяков, еще с планами не определившихся. Все холостяки проявляли живой интерес к притулившемуся на Марининой груди зайчику. В компанию зайколюбов входил даже один женатый, маневренность которого серьезно ограничивалась супругой, повисшей на локте.
Провожали старый год. В суете не заметили, как приблизилась полночь. Спортсмен долго боролся с упрямой пробкой – тряс бутылку и целился в люстру. Хозяйка делала испуганные глаза, но напрасно – шампанское переморозили, пробка вылезла с трудом. Инициативный дурак схватил пробку, изображая полет, побежал вдоль стола, бросил корковым спутником легонько в люстру. Все закричали: «Бабах!»
Новогодний тост разливали второпях, широко наполняя из бутылки сгрудившиеся над центром стола узкие бокалы. Чокались практически одной пеной. В этой суете пропустили смену власти в стране. Телевизор включили с первым ударом курантов.
– С Новым годом! С Новым счастьем! – кричали гости и старались потереться бокалами каждый с каждым. После первого тоста молодежь ожидала чуда, и все, кому полагалось по статусу, начали целоваться. Застыла в показательно-долгом поцелуе женихающаяся парочка, строго соединились губами молодые родители. Женатый ловелас быстро поцеловал жену и, имитируя порыв восторга, впился губами в Марину, которая возмущенно махала ладонями, как застывшая у поилки колибри, и так же, как колибри, тянула вперед вытянутые трубочкой губы.