Элемент Водоворота
Шрифт:
За обратную дорогу Шикамару не сказал ни слова, отвечая на вопросы лишь скудными жестами. Он был словно в коконе, едва воспринимая действительность, послушно плелся за остальными, лениво переставляя ноги и сунув руки в карманы. Сутулые плечи, потухший безразличный взгляд, опущенная голова. Команда Генмы все же пришла им на помощь, но Асума к тому моменту уже умер. Все попытки Ино что-то сделать не увенчались успехом: слишком многочисленны были повреждения.
Едва переступив условную границу Деревни, он поднял безжизненный взгляд на Генму.
– Вы сможете доложить
И, не дождавшись ответа, он свернул в ближайший переулок, делая вид, что не слышит взволнованных окриков Ино. Дорогу он знал хорошо, но не торопился. Надо было все обдумать, подготовиться. Хотя как к такому можно подготовиться? Он даже не знал, с чего начать.
Знакомый дом, цветочные горшки на балконе второго этажа, балконная дверь открыта, ветер слегка колышет белые занавески. Шикамару остановился, следя за колебаниями полупрозрачной ткани, глупо надеясь, что Куренай нет дома. Затем тряхнул головой, шмыгнул носом и, ссутулившись еще сильнее, вошел.
Перед дверью в ее квартиру снова замер, прислонившись лбом к прохладной стене, прикрыл глаза и сжал кулаки, уперся ими в стену. Вспомнились все случаи, когда он видел Асуму и Куренай вместе. Когда они с товарищами случайно заставали их где-нибудь и делали вид, что не замечают покрасневших от смущения щек, спешно разорванных объятий или тайно сцепленных под столом рук. Вспомнились счастливые улыбки и влюбленные взгляды.
Вспомнилось, как лежа на спине в луже крови, смешанной с дождевой водой, Асума устало прикрыл глаза, сделал глубокий вздох, затем схватил Шикамару за жилет и усилием воли притянул ученика к себе, лихорадочно заглядывая в глаза. Едва слышно, хриплым чужим голосом: «Скажи Куренай, что... я очень любил её...»
Это прошедшее время резануло слух и захотелось возразить, сказать банальность, вроде «сами все ей скажете, сенсей». Но огонь в глазах Асумы стремительно угасал, и нарастала тревога. Он боялся не дождаться ответа. Слабеющие пальцы цеплялись за жилет Шикамару, как будто за жизнь. Нара сжал их, пообещав, и увидел, как он заметно расслабился и даже попытался улыбнуться. А затем огонь жизни просто исчез, растворился в темно-карих радужках, сделав лицо учителя болезненно пустым. И безжизненные пальцы безвольно выпустили ткань. Шикамару какое-то время сидел, глядя в пустоту и бессознательно сжимая их, пока его кто-то не начал трясти за плечо.
Он выпрямился, глубоко вздохнул и стукнул костяшками в дверь.
– Шикамару, вы уже вернулись? – Куренай сияла доброжелательной улыбкой, распахнув дверь. – Что-то случилось? – Радость погасла, а глаза наполнились тревогой. – Пожалуйста, не молчи! – Она отступила внутрь квартиры, позволяя ему войти.
Нара не отводил глаз, встревоженно следя за ее лицом. Казалось, он разом забыл все слова. Просто смотрел, нерешительно вытащив дрожащие руки из карманов, поминутно нервно сглатывая и прерывисто дыша.
– Да что с тобой, Шикамару? – Её голос сорвался, дрожащие пальцы сжали концы пояса юкаты.
Он сделал шаг навстречу, неловко протянув к ней руки.
– Ками-сама! – Она отпрянула,
Он только шагнул еще ближе, вовремя подхватив и позволив вцепиться в него, зарыться лицом в пахнущий потом и кровью жилет и заплакать. Они стояли так долго, пока рыдания не перешли во всхлипывания, затем в судорожные вздохи, и, наконец, она затихла. На улице стемнело, и свет уличных фонарей проникал в квартиру сквозь незашторенные окна, неуверенно освещая коридор.
– Он просил, – заговорил Шикамару, – просил передать, что... что очень любит Вас.
Она тяжело вздохнула, отстраняясь, высвобождаясь из его объятий.
– Он, – Нара нахмурился, соображая, стоит ли говорить, – в то утро, – он робко посмотрел на Куренай, – он сказал, что хочет сделать предложение.
Она печально улыбнулась, и еще две слезинки скатились по бледным щекам.
– А я хотела ему сказать, что жду ребенка. – Смаргивая слезы, она вымученно, бесконечно печально улыбнулась оторопевшему Шикамару и, развернувшись, пошла на кухню.
За окном была уже глубокая ночь. Шикамару допивал десятую чашку зеленого чая, тоскливо глядя в окно. Куренай сидела напротив, положив руки на стол, смотрела в пустоту остановившимся взглядом, временами отхлебывая из своей чашки. Они уже не говорили. Выговорились. После доклада заходила Ино, сообщила, что похороны назначены на завтра и, потупив взгляд, ушла. А Шикамару не уходил, каким-то шестым чувством понимая, что оставлять Куренай одну было бы неправильно. Его присутствие было немым предложением помощи, обещанием поддержки, гарантией от одиночества.
– Уже поздно, – пробормотала она. – Тебе надо домой, Шикамару.
– Я схожу переодеться и зайду утром. – Нара кивнул и поднялся. – Пойдем вместе...
Он оставил фразу неоконченной, опасаясь произносить слово “похороны”, как будто от того, что они, не сговариваясь, будут избегать отдельных фраз, в действительности может что-то измениться. Куренай послушно прошла за ним по коридору, остановилась в дверях, прислонившись к стене и зябко обхватив руками плечи, и смотрела, как он обувает сандалии.
– Знаешь… Тебе необязательно со мной нянчиться, – болезненно улыбнувшись, сказала она.
– Необязательно. – Шикамару выпрямился. – Но я хочу.
Она только слабо улыбнулась и отвела взгляд, пытаясь скрыть навернувшиеся на глаза слезы.
– Зайду утром, – подтвердил Шикамару, кивнув ей на прощание.
====== Глава 31. Команда “Така” ======
Весть о смерти Орочимару разнеслась по всем его убежищам довольно быстро. Саске встречали осторожными взглядами, перешептываниями за спиной и неприкрытым страхом. Не то чтобы это его беспокоило, скорее забавляло. По крайней мере, можно было точно быть уверенным, что никто не посмеет к нему приблизиться с глупыми расспросами – побоится. Учиха не любил тратить время даром и уставал от ненужных разговоров, которые, казалось, только отвлекали его от реализации тщательно разработанного плана, от достижения заветной цели.