Элемента.L
Шрифт:
– Очень мудрое решение! - поддержал Пума Альберт Борисович.
– В то время, когда в наших архивах были обнаружены письма госпожи Храповицкой, мне было, ну не больше, чем вам сейчас лет – обратилась она к молодежи, - и мало кто знал тогда в Советском союзе и про принца, и про Катю. Всякие отношения с Таиландом после революции были прекращены на долгих тридцать лет. Но мне так хотелось узнать об этом Пуме побольше! А письма этой чертовой вдовы было так сложно читать! – в сердцах воскликнула Алиенора.
–
– Можно отвечу я – спросила Изабелла бабушку.
– Конечно, милая, это ведь по твоей части, - любезно предоставила ей слово старушка.
– Витиеватость русской речи того времени вообще, - начала своим волшебным глубоким голосом Изабелла, - помноженная на витиеватость написания, когда к каждой букве старались добавить сложную завитушку. Плюс буква ЯТЬ. И для неподготовленного человека, а в особенности иностранца, любое изложение простых бытовых подробностей становилось шифровкой, которую невозможно было ни прочитать, ни понять.
– Бедный Пум! – воскликнул Альберт Борисович, - ни дай Бог, его жене взбрело бы в голову отправить его, скажем, в магазин и дать ему написанный ее рукой список продуктов с собой!
Страшно представить, что бы он мог накупить.
– Ничуть не страшно, - возразил ему Дэн, - взгляните на любой выписанный нашими врачами рецепт, да, хоть, например, мной. А в аптеках еще умудряются выдавать по ним лекарства!
– А когда перестали ставить букву ЯТЬ? – спросил Арсений у Изабеллы.
– Тогда же, когда и ИЖИЦУ, и ФИТУ, и ЕР – ответила Изабелла и улыбнулась.
– Можно сказать, после революции, - вмешалась Алиенора, укоризненно покачав головой, глядя на внучку, - хотя ЕР употребляется до сих пор.
– Я знаю, я – вмешался Альберт Борисович, - это буква теперь называется «твердый знак».
– Правильно. Садись. Пять, – похвалила его Алиенора.
– Так что там с письмами вдовы, – напомнил Даниэль.
– В-основном, всякие порожние охи и вздохи, скажу я тебе, - обратилась она к спросившему, - пока, наконец, в одном письме Елизавета Ивановна…надо же, я даже вспомнила как ее зовут! - обрадовалась старушенция, - перестала нести всякий вздор и стала описывать бывший госпиталь императрицы Марии Федоровны, в котором училась как раз на сестру милосердия Катерина Десницкая.
– С чего вдруг госпиталь? – опять Дэн.
– Она напоминала Пуму об одном романтическом эпизоде, связанным с этим местом, - пояснила Алиенора, - но, на мое счастье, с географическими подробностями. И едва эта Набережная ожила, я кинулась туда сломя голову, даже не подумав, что в Эмске было лето, а в Петербурге холодный март.
– А причем здесь Набережная? – это задал вопрос недопонявший Арсений.
– Госпиталь находился на Набережной реки
– А дальше? – не унимался Дэн.
– А дальше через письма Чакрабона, которые он писал Пуму из Тая еще до встречи с Катериной, я попала во дворец РамыV, - продолжила Алиенора, - и провела там дни, память о которых до сих пор заставляет биться чаще мое сердце. Ах! – вздохнула она и снова взялась за бокал с вином.
– И это, заметьте, еще до гвардейцев! – обратилась к присутствующим Изабелла.
– Давайте, друзья мои, за это надо выпить, - подняла бокал с вином пожилая дама, предлагая всем последовать ее примеру.
И когда в руках у всех оказались их напитки, провозгласила тост:
– За ошибки молодости! Не бойтесь ошибаться, дети мои, пока вы молоды!
И посмотрела прямо на Арсения.
– Да что там! Не бойтесь ошибаться никогда! – дополнил ее Альберт Борисович.
Во время этой небольшой паузы все заметили, что блюда сменились, но никто уже ничего не мог есть. Разве что Дэн. У него открылось второе дыхание. И он подкладывал себе и Арсению что-то жареное и с нескрываемым удовольствием этим хрустел. После этой «рекламной паузы» Алиенора продолжила без наводящих вопросов:
– Второй раз я попала в Сиам в том же году, буквально через несколько месяцев. В Таиланде, правда, был уже 1912 год. Через письма одного из гвардейцев. Представьте себе, они тоже писали на Родину письма! И мне пришлось проглотить тонны архивной пыли, пока удалось его найти, то самое письмо.
Видимо, вторая поездка, если эти перемещения во времени и пространстве можно так назвать, была не столь романтичной. Алиенора стала как-то задумчива. Она потрогала жемчужное ожерелье на шее.
– Это подарок с той поездки, которым я очень дорожу, - смотря куда-то вглубь себя, пояснила она.
– Ты говорила, что заработала каждую из этих жемчужин, не буду уточнять чем, - возмутилась Изабелла, - поэтому нитка такая короткая.
Алиенора моментально вышла из задумчивости и состроила такую мину! Дэн дал бы ей Оскар за «Лучшее коварное глумление над родственниками».
– Такая уже большая девочка, а в сказки веришь! – ответила она Изабелле.
А потом неожиданно добавила:
– Все, хватит на сегодня воспоминаний! Я устала от них до чертиков! Подайте-ка бабке вот то, чем так аппетитно хрустит этот молодой человек!
Блюдо ей передали, и было уже совсем не важно, что это и с чем его едят.
– Подождите, подождите, - очнулся Дэн, - а как же Пум? Что стало с ним?
– Изабелла, - властно произнесла имя внучки старушка, словно отдавала команду собаке.
Видимо хорошо знакомая с этой историей девушка, не смотря на командный тон, не заставила себя ждать.