Элемента.L
Шрифт:
– И тем не менее долгие сотни лет… - начал было Арсений, - Господи, Дэн, да ешь ты не бойся, это всего лишь семена разных экзотических фруктов, что-то типа цветной патоки, ну и бисквит, конечно.
Воодушевленный словами друга Дэн отправил в рот целую ложку этой жутко выглядевшей смеси и показал Изабелле руку с поднятым вверх большим пальцем. Она кивнула и тоже стала пробовать. Ни когда Арсений обращался к Алиеноре, ни когда он обратился к другу, она так и не смогла поднять на него глаза. И Дэн видел, как старательно избегает она этого взгляда, как делает вид, что занята мороженым, Дэном, пустой тарелкой, лишь бы только на него не смотреть. Дэн понял сейчас ответ на самый главный в жизни Арсения вопрос: Изабелла тоже к нему не равнодушна. От осознания этой истины,
Тем временем Алиенора, воспользовавшись заминкой Арсения, перехватила инициативу:
– Мой первый, единственный, неповторимый, любимый и ныне покойный муж был генетиком. И мемо. И всю свою жизнь он бился над решением этой задачи. С первого дня нашей встречи и до сих пор. Он, поклялся мне, что не умрет, пока не раскроет эту загадку, - она грустно улыбнулась, - Боюсь, что я столько не выдержу.
– А как давно он умер? – спросил Арсений.
– О, совсем недавно, всего 5 лет назад, - ответила старушка.
– Он в Замке? – со знанием дела уточнил парень.
– Да, он-то в Замке, и ему есть чем заняться. А когда умру я, то боюсь, мне просто нечего там будет делать, - и она совсем загрустила.
– Бабушка, ты раньше времени думаешь о том, о чем думать совершенно не следует – подала голос Изабелла, - И дед тысячу раз тебе об этом уже говорил. Ты всю жизнь провела рядом с ним, и он всю жизнь работал. Чем ты при этом занималась?
– Ах, милая, это же совершенно другое! Я тоже работала, и занималась при этом хозяйством. И растила твою мать, а потом вот тебя! А там? Там же все по-другому. Там я не смогу, - уверяла она внучку.
– Там ты тоже будешь работать! Как работает ма… - она подняла глаза на Арсения и в ужасе, что сболтнула лишнее, застыла.
К счастью, как раз в это время Арсений отвлекся на подошедшего отца и ничего не слышал. А Дэн и так знавший, о чем она, сделал вид, что ничего не понял.
– Тем более там я всегда буду рядом, - как-то чересчур беззаботно закончила Изабелла.
– Выкинь это из головы! – неожиданно разозлилась Алиенора, - И никогда, слышишь, никогда я не дам тебе на это своего благословения.
– Бабушка, пожалуйста, давай не сейчас, - она перешла на шепот и с опаской посмотрела на обоих Иконниковых.
– Конечно! Не сейчас!
– неохотно, но всё же прекратила с ней пререкаться бабушка.
Дэн рассеянно посмотрел вокруг и вдруг понял, что солнце садится. Не то чтобы это было какой-то особенный закат. Это был просто закат. Закат, который так любила мама Арсения. Закат, который преобразил сейчас эту комнату просто до неузнаваемости.
– Алиенора, Изабелла, - таинственно сказал Дэн, сидящий лицом к гостиной, дамам, сидящим спиной, - вы должны это увидеть. И он показал, что нужно повернуться.
– Господи, добрые духи, - не смогла сдержать эмоции Алиенора, - она словно живая!
И Дэн, который тоже видел это преображение картины первый раз, встал и подошел сзади к Арсению, стоящему на ступеньках.
– К этому невозможно привыкнуть, - сказал последний, не поворачиваясь.
Садящееся за горизонт кроваво-красное солнце лишь самым краешком заглядывало в комнату через раздвинутые шторы. Видимо его свет попадал на зеркало, которое разворачивало его на картину, Дэн не понимал. Но картина словно начала светиться изнутри. И Анна Гард с портрета провожала взглядом это закатное солнце. Без грусти, без сожаления, без тоски, без муки, без укора, без жалости. Дэн не знал ни одного слова, способного выразить то, что он видел сейчас в ее взгляде. Со слов Арсения он знал, что это - вера. Но сам он видел это впервые и, пропуская через себя, он чувствовал что-то близкое, но другое. Он просто подумал, что, если хоть одна девушка в мире посмотрит на него так, он свяжет с ней свою жизнь навечно, будь она, хоть из колонии нетопырей-пигмеев. И он не успел еще узнать кто такие нетопыри, как бесшумно к ним подошла Изабелла и встала на ступеньку ниже Арсения совсем чуть- чуть задев его плечом.
Закатное солнце садиться быстро. Несколько минут, один короткий миг и волшебство закончилось. Изабелла едва заметно шевельнулась, и Арсений мгновенно разжал руки. Пора было возвращаться за стол. И Арсений пошел, а Изабелла осталась. Дэн не видел лица девушки, но он тоже не стал ее ждать. Возможно, ей нужно было сейчас побыть одной.
Он развернулся к столу и обнаружил, что ни Алиеноры, ни Альберта Борисовича, ни даже Антонины Михайловны в столовой нет. Чай остыл, тайский блинчик, от которого он успел откусить всего кусочек - тоже. Хорошо, что хоть его не забрали! Сильные эмоции всегда вызывали в нем зверский аппетит, и он тут же умял остатки роти, запив чаем и еще активно заедал все это фруктами, когда хозяин с пожилой гостьей, как ни в чем ни бывало, вышли из кухни. Увидев жующего Дэна, Альберт Борисович совершенно искренне признался Алиеноре:
– Очень уважаю этого парня за его совершенно феноменальный аппетит.
И легко похлопал Дэна по плечу.
– Еще блинчик?
– спросил он, слегка наклоняясь к Дэну.
– Спасибо, но всё же нет!
– неожиданно для хозяина ответил Дэн.
И хозяин, пожав плечами, пошел с гостьей дальше по дому, а Дэн, обнаружил, что остался в столовой совершенно один.
Стемнело. Время пролетело удивительно быстро. Он хотел было поискать Арсения, но передумал. Постучал к нему в комнату, чтобы забрать одежду, но вспомнил, что прибыл так и только теплые ботинки остались в прихожей. Поэтому вернулся в прихожую, нашел свои ботинки и, уже выразив свою искреннюю благодарность Антонине Михайловне за чудесный вечер, собирался уходить, когда перед библиотекой столкнулся с вылетевшим из-за угла Арсением. Арсений был расстроен, даже зол. Он лишь махнул рукой на невысказанный Дэном вопрос и скрылся в своей комнате, хлопнув дверью.
"Ну, нет, так нет!" - безобидно пробубнил он вслед исчезнувшему другу и сделал правильный вдох.
В гостях хорошо, но дома всегда лучше. И блаженно раскинувшись на своей мягкой кровати в удобной домашней одежде, Дэн не хотел ни о чём думать. Дэн не хотел, но переполненный полученной за вечер информацией беспокойный мозг не мог вот так просто отложить ее переваривание на потом. И в голове постоянно всплывали то слова Алиеноры, то лицо Изабеллы. И вдруг кубики сложились! Он понял, это же была подстава! Нет, не для него, хоть ему на этой вечеринке досталось больше всех. Под предлогом обычного обеда, на которую Альберт Борисович просто пригласил свою ассистентку с бабушкой, была устроена ловушка, в которую эти две невинных пташки не могли не попасть и не выдать своих чувств. Они хотели убедиться, что эти двое сильно небезразличны друг к другу! Господи, ну, конечно! Поэтому отец Арсения так откровенно не замечал взглядов, которые невольно бросали друг на друга то Арсений, то Изабелла. Поэтому Алиенора рассказывала эти шикарные истории любви. Они сговорились с бабкой! Ну, конечно, они сговорились! Но зачем?
Дэн встал. Невозможно было лежать. Что наговорили они Арсению перед самым его уходом? И он сделал то, что нельзя было делать ни при каких условиях. Он вернулся в дом Иконниковых.
Мягко ступая по холодному полу босыми ногами, он бесшумно дошел по темному коридору от библиотеки до комнаты Арсения. И замер перед дверью.
– Папа, ты не можешь так поступить! Не можешь!
– услышал Дэн из-за двери голос Арсения.
– Я люблю ее с шестнадцати лет, с того самого дня как пришел в эту совершенно ненужную мне школу.