Елена Рубинштейн. Женщина, сотворившая красоту
Шрифт:
В конце концов извечный инстинкт выживания одержал верх над скорбью. Нужно было справиться во что бы то ни стало.
Длительный период апатии миновал, и Мадам решилась осуществить одну давнюю мечту, не дававшую ей покоя. Она желала, чтобы Пикассо написал ее портрет.
Они познакомились в конце Первой мировой войны. Елена не раз бывала у него в мастерской на улице Боэси. Все началось с того, что она купила портрет Пабло, сына Пикассо и Ольги Хохловой, русской балерины. А потом коллекция его разнообразных работ у Мадам постоянно пополнялась. К примеру, нью-йоркскую квартиру украшало огромное полотно «Женщины». Но
Многие великие художники писали Елену, только портрета работы Пикассо не хватало в ее собрании. Напрасно она посылала ему письма и телеграммы, он был неумолим.
Неужели художник боялся мадам Рубинштейн? Или, как полагают многие, не выносил ее властности? А может быть, Елена не предложила ему достаточного вознаграждения? Во всяком случае, он под разными предлогами уклонялся от встречи с ней. Правда, однажды летом она все-таки сломила его сопротивление сотней звонков и писем и дважды позировала ему. Но тогда ей пришлось срочно вернуться в Нью-Йорк из-за неотложных дел.
Смерть князя стала достойным предлогом для возобновления работы над портретом: Мадам нужно было отвлечься от мрачных мыслей. Наверное, ей казалось, что кисть мастера ее увековечит, сохранит в памяти потомков. Истинные причины настойчивости Елены неведомы, ясна лишь ее позиция: «Хочу портрет, и он у меня будет!»
А вот Пикассо по-прежнему не горел желанием увидеться с Мадам. Он приказал слуге отвечать ей, что хозяина нет дома, а когда брал трубку сам, то говорил измененным голосом: «Извините, он только что вышел». Его хитрость срабатывала до тех пор, пока противница не переменила тактику. Сбить с толку мадам Рубинштейн было не так-то просто. Она решила нанести ему визит без предупреждения. И взяла с собой сестру и секретаря.
Подобно Мадам, Пикассо и в семьдесят пять не утратил неиссякаемой энергии. Вместе со своей женой, актрисой Жаклин Рок, которая была моложе его на сорок пять лет, он жил на вилле «Калифорния» в Каннах.
Когда Мадам со свитой внезапно появилась у него в саду, он как раз угощал аперитивом гостей: актера Гэри Купера и коллекционера Даниэля Канвейлера. Елена и художник обнялись и прослезились.
Пикассо пригласил вновь прибывших присоединиться к их скромной трапезе: подали холодную говядину, колбасы, отличное красное вино. Затем сам отвез Елену домой на своем стареньком разбитом «ситроене», но старательно избегал любых упоминаний о пресловутом портрете. Однако Мадам настойчиво требовала, чтобы он исполнил обещание. Нехотя художник согласился и просил ее прийти назавтра в шесть часов вечера.
Елена с Патриком не опоздали ни на минуту. Пикассо усадил Мадам в гостиной у окна. Оттуда открывался дивный вид на сад. Под каждым деревом стояла бронзовая скульптура. Вдали шумело Средиземное море.
Из всех принесенных Еленой нарядов художник выбрал яркое пестрое мексиканское пончо, в нем она и позировала. Сам он сел напротив нее, положив на широкий стол большие листы бумаги. Никто не осмеливался потревожить двух великих людей во время их разговора с глазу на глаз. Патрик и Жаклин, сидя на террасе, в молчании листали журналы о кино. Пикассо и мадам Рубинштейн негромко переговаривались, будто старые заговорщики. Вдруг художник спросил:
— А сколько вам лет?
— Я вас старше, — парировала она.
Он лукаво улыбнулся. Потом долгое время пристально разглядывал свою модель, будто любовался старинной хрупкой
— У вас огромные уши, — наконец проговорил он. — У меня такие же. У слонов тоже. Они живут очень долго. А мы с вами будем жить вечно.
Он отложил карандаш, приблизился к ней и всмотрелся в ее лицо еще внимательней.
— У вас расстояния между глазами и между ушами точно такие же, как у меня. Нет сомнений, вы тоже гениальны!
Пикассо сделал сорок набросков Елены. Тщательно прорисовывал ее руки, лицо, драгоценности, похоже, действительно намеревался писать портрет. На некоторых из них с безжалостной четкостью, а подчас и жестокостью изображена властная, деспотичная старуха, в какую превратилась мадам Рубинштейн в конце жизни. На других образ более сложен, где-то дипломатично смягчен и сглажен. Ее руки он рисовал чаще, чем лицо, будто они казались ему выразительнее. И мастерски подчеркивал контраст между их простонародностью и вычурной изысканностью колец и браслетов. Увы, дальше набросков дело не пошло.
До самой своей кончины Мадам не оставляла его в покое, сотни раз умоляла, чтобы он завершил портрет. Посылала ему свои фотографии, дарила им с Жаклин роскошные подарки, даже рассталась со своим любимейшим африканским амулетом, который приобрела еще в молодости и берегла как зеницу ока. Улещивала, упрашивала, угрожала. Тщетно. Он только недоумевал в ответ: к чему такая спешка? «Мы с вами немало прожили, но впереди у нас вечность». Елене было под девяносто, она знала, как мало осталось у нее времени.
Больше они не встречались. Если верить Джону Ричардсону, биографу Пикассо, художник боялся, что умрет раньше Елены, если закончит ее портрет. Он наотрез отказался показывать ей наброски, но Ричардсон их видел. И назвал великолепными.
Он не высказал вслух собственного мнения об этих «когтистых лапах, унизанных бриллиантами» и «лысой хищной голове стервятника». Напротив, лживо уверял мастера, будто тот «облагородил» мадам Рубинштейн, превратил ее в гордого орла.
Джон Ричардсон вообще отзывается о стареющей Мадам с удивительной неприязнью и злорадством, сравнивает ее, «изукрашенную, разрисованную», с посредственной иконой в нелепом дорогом окладе. Ни сострадания, ни уважения. Даже язвительный О’Хиггинс никогда не позволял себе такого, поскольку был искренне привязан к своей благодетельнице.
The show must go on [22]
После недолгого отдыха в Каннах Мадам вернулась в Нью-Йорк и снова с головой окунулась в работу, чтобы не думать все время о князе, а главное, чтобы не дать Арден, Ревсону и Лаудер восторжествовать. Сохранять абсолютное первенство на рынке становилось все трудней, конкуренция ужесточилась, ставки неуклонно росли.
К концу 50-х американцы уже тратили по четыре миллиарда в год на косметическую продукцию. Двадцать миллионов молодых самостоятельных женщин, гордость нации, ухаживали за собой с невиданным прежде усердием и стремились выглядеть наилучшим образом. Особенно модным стал контурный карандаш. Красавиц актрис с глазами лани — Ингрид Бергман, Элизабет Тейлор, Грейс Келли, Риту Хейворт, Сид Чарисс, Ким Новак и Мэрилин Монро — женщины копировали в мельчайших деталях, от густо покрытых лаком причесок до туфель лодочек на головокружительно высоких каблуках.
22
Шоу должно продолжаться (англ.).