Еленевский Мытари и фарисеи
Шрифт:
***
Выезжали рано, до рассвета. Хозяйка гостиницы не взяла с нас ни копейки, рассудив, что у нас впереди долгая дорога.
Это в городе утро нерешительно блуждает между домами, а в степи день начинается задолго до появления солнца. Оно еще не поднялось из- за гор, а степь уже быстро теряла утреннюю прохладу. Вскоре подъехали к повороту на Бахарден, удивительному, обаятельному своей красотой и гостеприимностью месту. Там, в глубокой пещере, блестела в электрическом свете лечебная вода, оттуда веяло таинственностью и прохладой, малейший всплеск воды под рукой пловца радостно
Из-за поворота выплыл табун светлых счастливых «Волг» во главе с черным мерседесом и резво покатил в сторону Ашхабада. Я вспомнил, что вчера было Первое мая, всемирный праздник труда и благоденствия.
По дороге раз за разом навстречу или попутно, шествовали верблюды, никак не желавшие уступать нам дорогу, и медленным цугом, жуя жвачку, размеренно покачивая длинными шеями, беззвучно шагали по белой полосе, словно специально для них очерченной. Только при приближении огромной фуры медленно, с гордо понятыми головами они сходили на край проезжей части, затем с таким же достоинством возвращались обратно. Ближе к вечеру дорога начала изгибаться под напором высоких каменных россыпей, а затем устремилась вниз, к морю. Дувший оттуда ветер быстро заполнил кабины, и жена «волжанина» облегченно сняла с головы мокрый платок.
Здесь нас настигли с десяток мотоциклистов. Стая злобно ревела моторами. Она то обгоняла нас, то возвращалась обратно. Жена встревоженно посматривала в их сторону, кто-то в колонне громко просигналил, чем вызвал там еще большую злобу. Дело принимало плохой оборот, я сунул руку под сиденье, достал подарок Парамыгина и покачал гранатой на ладони. Стаю словно сдуло приморским ветром, и она исчезла за ближайшей горой.
В Красноводске столпотворение оказалось куда большим, чем на Амударье. Три дня море штормило, паромы задерживались, и машин скопилось изрядно. Хорошо, что перед этим начальник штаба ракетчиков дозвонился до коменданта порта и попросил оказать нам полное содействие.
— Да, там теперь не проблема — проблемища, а мы с ним подруживаем.
Комендант сразу выписал посадочные талоны на ближайший паром,
сказал, что по прибытии судна патруль вместе с милицией поможет нам вклиниться в очередь, иначе никакие талоны не помогут.
— По этим талонам и билеты возьмете. А то с рук они в три раза дороже, если не в пять. Да, подполковник, берегите машины, ни на секунду не оставляйте без присмотра, — предупредил он, — особенно ночью, воровство жуткое, снимают все, из салона также тащат все. И то, что лежит на внешнем багажнике. Поэтому скажи своим, чтобы в машине обязательно кто-нибудь сидел.
Дядя Гриша из объемной пластиковой канистры налил две бутылки коньяка:
— Передай коменданту, хороший человек.
Наверное, это все, чем мы могли его отблагодарить, так же, как и благодарили подполковника в Ашхабаде.
Мы собрались, и я объяснил ситуацию так, как мне о ней рассказал комендант. Недалеко от нас истошный женский крик начал звать милицию, мы с майором решили узнать, что случилось.
Кричавшая женщина, увидев нас, бросилась как к спасителям, на что расстроенный супруг досадливо заметил:
—
Она набросилась на него с кулаками:
— Все вояки, только ты у меня соплями исходишь. — И уже к нам: — Пошли искать туалет, вернулись, а багажник на машине пустой. А там вся одежда, понимаете, вся! Говорила, давай вовнутрь переложим, так нет, дочь посмотрит, а она, пока мы ходили, уснула. Вот, веревки обрезали и унесли!
— .Такое дело, — стал пояснять угрюмый мужчина, — припекло ее, говорю, вон, иди за угол, все туда бегают, нет, подавай туалет. А где он? Вижу, двое стоят, беседуют, похожи на работников порта, подошел, так, мол, и так. Они подозвали пацана, вот он покажет, этот пацан как повел, так еле обратно дорогу нашли. Да и какой там туалет, все загажено, не подступиться.
— Опять я виновата, у тебя кругом я виновата, — она заплакала, — а там ведь вся одежда.
Слово «одежда» она произнесла как «надежда». Из кабины на нас смотрело испуганное усталое веснушчатое личико полусонной девчушки.
Мы вернулись и договорились: помимо всего прочего налаживаем общую охрану, поскольку в ожидании парома придется ночевать.
Дядя Гриша налил нам с майором по рюмке коньяка за благополучную посадку.
— От расстройства желудка он тоже помогает. — Но вспомнив о своих похождениях, уточнил: — Да только не всем.
Ночь не принесла ни сна, ни отдыха. Портовая жизнь не замирала ни на минуту, будоража все вокруг басистыми гудками, тонкими свистками, воем сирен. «Ваукал» маневровый тепловозик. Постоянно роились автомобили. Расположившись рядом, веселая кампания о чем-то азартно спорила, кричала, считала деньги. Несколько пьяных женщин исходили призывным хохотом, пары закрывались в кабине с выгоревшим до белизны тентом уазика, затем выползали, тут же справляли нужду и опять хохотали.
— Содом и Гоморра, — брезгливо поморщилась жена и приказала детям не смотреть в ту сторону.
В полночь у притемненной длинной стены портового кафе началась какая-то ругань, перешедшая в драку. Жена бросилась ко мне и умоляла не ввязываться:
— У нас еще дорога, там сами разберутся. Может, что в уазике не поделили.
Утром к нам подошел милиционер, достал из сумки лист бумаги, ручку,
буднично сказал:
— Там, у кафе, ночью человека зарезали, может, вы что видели или слышали?
На усталом небритом лице прописалось абсолютное безразличие к тому, что мы собирались говорить. Оно было настолько явным, что жена поспешила ответить:
— Ничего такого не видели и не слышали.
— Вот и хорошо, фамилия ваша как, где живете? Нигде? Как нигде? Хотя, — и он махнул рукой, — вот поставьте здесь свои подписи.
Погрузка на паром подтвердила слова коменданта, что если где и существовал ад, то в порту было преддверие к нему. Здесь никто никому не желал уступать дорогу: машины ревели моторами, царапались, мялись, задние тыкались в передних, жались так, что палец не просунуть. Дядя Гриша удрученно проговорил: «Во идут, как приколоченные, что с нами-то будет?» Несколько черноусых горластых мужиков попытались с деловым видом разорвать колонну, двигавшуюся к огромному открытому рту парома, встав на ее пути, но вынуждены были отскочить, чтобы не оказаться под колесами.