Эльф из Преисподней. Том 2

Lt Colonel

Так что мной вовсе не руководила забота о Лютиэне. Смехотворное предположение! Она была эрзац-вещью, тем её роль и ограничивалась. Не большим и не меньшим.

Хоть её присутствие и дарило радость, она…

Я оборвал неожиданно сумбурный поток мыслей. Он никуда не вёл.

Я — это я. Не мысль бога, не эльф и не носитель клейма Ткачей.

Я — высший демон.

Никогда прежде я не испытывал сомнений в себе, и сейчас им точно так же не место в моей сущности.

После внезапного сеанса

самоанализа я вернулся к эльфийкам. Оказалось, Фаниэль уговорила Лютиэну присоединиться. Та неспешно раздевалась, рассказывая, что посетила сегодня с Петром и Каной Музей Соломона. Он располагался в самом центре Йорка и мог похвастаться одной из крупнейших коллекций магического искусства в Америке.

А ещё он находился напротив Триока — главного правительственного комплекса Манхэттена. Само собой, этот музей находился под покровительством Триумвирата; он был продолжением средоточия эльфийской власти, призванным поражать воображение в равной мере эт'Ада и людей.

А ещё он напоминал гигантскую реторту, перевёрнутую вверх тормашками.

Я ожидал, что Фаниэль начнёт одеваться и оставит меня наедине с сестрой. Однако, как выяснилось, предварительное мытьё было необходимо, чтобы попасть в джакузи. Что это такое, я и понятия не имел — очередной техномагический выкидыш Земли, вероятно. Но почему бы не узнать?

Лютиэна объявила, что в качестве наказания (за что? её мнительность?) я был обязан вымыть её. К этому я подошёл со всей ответственностью. И ни одного неприличного поползновения! Я гордился своей выдержкой.

На деле мне просто хотелось разочаровать Лютиэну, которая была уверена, что я полезу к ней; она бы остановила меня и получила бы удовольствие от того, что я остался с носом.

Но в конечном счёте победителем из этого нелепого состязания вышел я.

Кстати, джакузи пряталось в том же зале, что и огромный бассейн, оттенённое его размерами. И, по сути, это был тот же бассейн, только куда меньше, круглый и наполненный бурлящей водой, которая, несмотря на грозный вид, не кипела.

Идея напомнила мне соляные источники одной истлевшей империи на Мундосе.

Фаниэль и Лютиэна болтали; сестра продолжала делиться впечатлениями от прогулки по городу. А я лежал, откинувшись на гранитный бортик, и старался ни о чём не думать. В особенности — о подозрениях, которые возникли, когда я увидел Лютиэну.

Как мог ангел научить демона любви? Сомнительно, чтобы отродье Иешуа само понимало, что это такое. Иешуа был воинственным, яростным богом, которому чужды были идеи милосердия, прощения и любви.

Кажется, не так давно я уже задумывался над этим и пришёл к выводу, что увлечённость вещью не тождественна любви. Это именно что восхищение, может быть, почитание непостижимого и законченного, но не любовь. Какая разница, если заменитель жив? Никакой.

Тем более что это всё притворство, иллюзия ради того, чтобы иметь якорь, удерживающий от излишней экспрессивности.

После

джакузи, расслабленный горячей водой и буйством пузырьков, я завернулся в чистое полотенце и ступил в лабиринт тётушкиных апартаментов. Это вовсе не преувеличение — со всеми лианами, свисающими с потолка, с неожиданными дырами в стенах и тупиками там, где предполагались двери, квартирка Фаниэль могла озадачить даже бывалого путешественника.

Особенно когда выяснилось, что у неё всё это время был второй этаж.

Я не удивлялся дикой планировке апартаментов. В джакузи тётушка поведала, что ей периодически становится скучно жить на одном месте и она приглашает строителей, которые перекурочивают помещения до неузнаваемости. После этого она блуждает по изменившимся коридорам, наслаждаясь краткосрочной новизной.

Что ж… жизнь в большом городе неизбежно должна была повлиять на мозги эльфов. Кто-то общался с духами, чавкая пейотами, а кто-то носил чёрные мундиры и порабощал людей.

В одной из кухонь я наткнулся на Кану. Она опиралась о мраморную колонну, торчавшую посреди комнаты, и обхватила обеими ладонями кружку с чаем. Вид девушка имела понурый; в глазах её стояла тоскливая растерянность человека, который не понимал, куда движется его жизнь.

Из чего проистекал простой вывод: с Петром ей сблизиться пока не удалось.

Незатейливый вкус её горя привлёк меня. В отличие от других разумных из моей компании, Кана и Пётр оставались молодыми людьми, использование которых было задачей элементарной. Не приходилось сильно хитрить и изощряться; ничтожный жизненный опыт делал их уязвимыми.

Моё появление Кана прошляпила и заметила меня лишь тогда, когда я вежливо прокашлялся. Она встрепенулась и едва не пролила на себя чай. Иной бы затеял скандал (как можно подкрадываться!), но робость Каны подавила слабый намёк на гнев. И она здорово терялась, общаясь с эльфами. Это тоже помогало.

— Грустишь? — спросил я, зная ответ. Он витал в воздухе и был сладок.

Слушая сбивчивый отчёт Каны о том, как она старалась привлечь внимание Белавина-младшего, я размышлял о том, что девчушке, в сущности, крупно повезло. Я собирался отнять Эллеферию у Петра. Разбитый горем, парень приникнет к первой попавшейся жилетке, чтобы выплакаться, и вряд ли ей станет Фаниэль. Тётушка любила военную форму и уверенных в себе мужчин, а не распускавших нюни подростков, которых оставила первая любовь.

Любовь… Слово вязло на зубах. Совсем недавно я пребывал в уверенности, что оно никак меня не коснётся. Однако я научился поглощать её наравне со страданиями. Означало ли это, что я мог в теории познать её?

Явись передо мной портал в Эфирий, я бы бросился в него без раздумий. Лишь бы очиститься от примесей, которых нахватался на Земле.

В общем, как ни крути, а если Кана проявит смекалку, то точно сумеет заполучить Петра. Я сказал ей об этом и получил в ответ недоумевающий взгляд.