Эльфийская сага. Изгнанник
Шрифт:
Мимо проехал позолоченный экипаж. В соседнем ряду покупатели бросились в рассыпную, прижимаясь к торговым лавкам — по середине шагали два мула, таща за собой три сцепленных телеги. Слева покупатель — гном торговался с купцом — зеленым гоблином.
— Не-е, — качал головой гном, — дорого, очень дорого! Я куплю такой же молот вон там в два раза дешевле. И он будет ничуть не хуже твоего, клянусь бородой!
— Где там? У Карха Шарипа? — Зашипел купец, разворачиваясь, куда махнул гном, — подлый и завистливый шакал! Он всегда сбивает цену, и продает свой товар чуть дешевле, чем я! — Он погрозил кулаком
Гном подергал бородой, поиграл кустистыми бровями, нависавшими над глазами крыльями:
— Не врешь?
— Как можно, почтенный мастер.
— Двести пейсов.
— Триста.
— Двести пятьдесят.
— Двести восемьдесят.
— Двести семьдесят…
— Двести семьдесят пять.
— Идет, — махнул гном наотмашь. — Покупаю.
Купец хлопнул в ладоши и потянулся за молотом. Стальная головка в пять футов длиной поймала солнечный блик и вспыхнула белым пламенем. Гном снял с пояса набитый монетами мешочек и стал развязывать тесемку.
Эльфы шли дальше. Справа тянулись лавки с посудой, прямыми и кривыми ножами и кинжалами, бусами, ожерельями и кольцами с самоцветами всех цветов радуги, легкими платками и ажурными тканями, сапогами и туфлями на любой вкус и размер, мягкими коврами и ворсистыми паласами, кувшинами и горшками с восточными сладостями и специями.
Денек выдался теплый — без малейшего ветерка. С утра распогодилось, ливший всю ночь дождь, стих, а по ясной синеве гуляли ворохи белых облаков, временами брызгая редкими каплями. На востоке полыхал красный шар. Воздух звенел песнью цикад и стрекоз. Несмотря на близость гор, весна ощущалась в каждом солнечном блике, пении ветра и шепоте насекомых.
Закупив товара, эльфы поспешили к гостиному двору — задерживаться в Аяс-Ирите они не планировали; думали уезжать сразу после полудня. Но видно, сама судьба вела их, не иначе. Подхваченные неожиданным течением пестрой толпы, они невольно вывернули на площадь, охваченную кольцом колонн и венчанную с севера двухэтажным домом старосты. Ту самую, где вчера в колодках умер забитый белый гоблин, а после — в глубокой печали прошествовали пленные под конвоем свистящих плетей.
Шум оборвался, наступила тишина. Только позвякивали браслеты и бусы, поскрипывали кожаные штаны и куртки, постукивали каблучки туфелек, да бряцало оружие на поясах и за спинами. Сбрызнул мелкий дождь. Воздух стал прозрачен и свеж.
Левеандил толкнул брата локтем.
— Смотрите.
У колодок толпились закованные в сверкающе панцири стражники. Щиты грязно-землистого цвета отсверкивали зелеными бликами, стяг с двумя перехлестнутыми серпами, выбитый поверх металла горел, как разведенный в очаге огонь и резал глаза. Староста, с задранным кверху подбородков, стоял рядом и постукивал загнутым носком башмака о камень.
— Так его, наглеца, — шипел он, подергивая крючковатым носом, — теперь научится покорности, эльфийская гадина.
Стража расступилась — в колодках висело тело. Габриэл прищурился — заключенный оказался высоким и до изнеможения худым. Рубаху с него сорвали, и тонкая кожа
Мьямер зашипел: в колодках висел молодой пленный эльф, улыбнувшийся им вчера! Еще бы, достоинство и гордость, которую эльфы не теряли даже стоя на коленях, до визга раздражала гоблинов и орков. Как ни пытались эти грязные мерзавцы выбить из Детей Рассвета мужество и укротить непокорный нрав, им не удавалось. Они забивали эльфов досмерти, мучали пытками, наказывали хуже скотины много сотен лет, но сломить гордого духа светлого народа так и не сумели.
Староста разинул пасть в едкой улыбке и что-то шепнул пленнику на острое ухо, а потом ударил под колени. Ноги эльфа подогнулись и он завалился, и тут же задергался, захрипел — колодки сдавили горло. Оскальзываясь босыми ступнями по мокрому камню, он с усилием встал и отдышался. Стража громко хохотала.
— За оскорбление царского наместника, то есть меня, Элла, сын Бритфулда будет закован в колодки сроком на семь лун, — проорал староста, ткнув в стриженную эльфийскую голову. — Не кормить, не поить! Того, кто ослушается моего указа, схватят и высекут плетьми!
Толпа молчала. Где-то сбоку хлопнула калитка. Из парка неслись птичьи трели. Сзади летел гомон торговых рядов.
— Наказание вынесено! Расходитесь! — Крикнул староста.
Толпа, переминаясь с ноги на ногу, подчинилась. Не двигались только шесть высоких фигур в эльфийских плащах. Глаза Мьямера зло блеснули из-под капюшона.
— Семь лун? Он не выдержит и одной! Посмотрите — его дух подорван. Он наполовину в Арве Антре. Мы не можем его бросить.
Хегельдер вздохнул и сжал правую руку в кулак. Сжал бы и левую, да ее отсекли во время штурма Эбертрейла. Эллион медленно снял с плеча лук и тронул туго натянутую тетиву. Левеандил и Рамендил обменялись взглядами и мазнули голубыми глазами по Габриэлу. Темный эльф стоял с прямой спиной и не сводил взора с пленного в колодках.
— И не бросим, — одними губами сказал он, снимая с плеча мешок и передавая Эллиону. — Левеандил, Рамендил, готовьтесь по сигналу его вытащить. Я отвлеку стражу на себя и уведу на запад. Возвращайтесь в гостиный двор, забирайте повозки и уезжайте из города через восточные ворота. Я нагоню вас позже, в горах.
— Нет, мы не будем разделяться, — возразил Эллион, бросая сумку Габриэла на землю — затея темного ему не понравилась.
— Иначе его не спасти, — Габриэл кивнул в сторону мучавшегося полуголого эльфа, дрожащего от холода.
— Да, — согласился Хегельдер. — Иначе никак. — И добавил: — Будь острожен.
Погода менялась. Тучи с севера затмевали небесную синеву. Сумеречная мгла побежала по улицам и площадям, ледяной порыв прокатился по крышам и обжег морозным холодом.
— Торопитесь уехать до начала бури, — Габриэл наблюдал за вихрастыми клыками свинцового подбрюшья, царапающими горные хребты. Она неумолимо перла на город лавочников и барыг. — Левеандил, Рамендил, по сигналу.