Елисейские Поля
Шрифт:
Люка отодвигается к стене.
– Верочка, как давно ты не ложилась ко мне.
Вера поднимает одеяло, ложится рядом с сестрой и обнимает ее.
– Как у тебя тепло.
Люка кладет мокрую щеку на Верино плечо.
– Ты плачешь, Люка?..
– Это во сне. Я видела дурной сон.
– Вот возьми. – Вера сует ей в руки что-то холодное и шершавое. – Я привезла тебе грушу.
– Спасибо…
Слезы падают на грушу, и у груши солоноватый вкус.
– Слушай. – Вера целует
– За Владимира?..
– Да. И ты подумай, он купит мне завтра беличью шубу.
– Беличью?..
– Я так рада. Я буду богатой и тебе подарю что хочешь.
– Поздравляю тебя, – шепчет Люка, слезы все еще текут из ее глаз. – Я бы хотела туфли на белой подошве. Только дорого – полтораста франков.
– Ничего, куплю. И уроки музыки брать будешь.
– Ну, можно и без уроков…
Вера прижимается к сестре. От нее пахнет духами и вином.
– Я так рада…
– А ты влюблена, Вера, влюблена?.. – шепчет Люка над самым ухом.
– Ах, я не знаю. Я рада. Мне было очень грустно, а теперь…
Вера легко вздыхает, и Люка отвечает таким же легким вздохом на вздох сестры. Ей тоже было грустно, а теперь… Рассказать Вере об Арсении? Нет, лучше помолчать. И может быть, все еще устроится, как в кинематографе. Люка крепче прижимается к сестре и сонными губами целует ее плечо.
– Хорошо тебе, Верочка?..
– Хорошо…
Сонные глаза закрываются.
– Спи, Люка…
– Сплю…
11
На столе в вазе большой букет белых роз. Это от Владимира.
Вера сидит на диване, на коленях у нее новая шуба. Она гладит ее, прижимается щекой к меху.
– Знаешь, мама, мне кажется, что она живая и чувствует. И не она, а он. Такой пушистый, теплый, милый зверь. И зовут его Мурзик. Непременно живой. Вот, дай руку, погладь его. Чувствуешь, как мех прижимается к ладони? Это Мурзик ласкается. – Вера зарывается лицом в шубу. – У, милый. И как пахнет – еловыми шишками, миндалем, сбруей. Мурзик мой.
Екатерина Львовна смеется:
– Ну уж и миндалем…
– Мама, сыграй что-нибудь, а мы с Мурзиком послушаем. В доме, где невеста, всегда должна быть музыка. Цветы и музыка.
– Мне надо жарить котлеты, – слабо защищается Екатерина Львовна. – Сейчас Люка придет завтракать.
– Мама, невесте нельзя отказывать.
Екатерина Львовна садится за рояль. Вера устраивается поудобнее на диване.
– Как ты хорошо играешь, мамочка. Вот теперь я чувствую себя настоящей невестой. Такой веселой, почти счастливой.
Звонок… Екатерина Львовна идет отворять. В прихожую входит высокая бледная немолодая женщина:
– Я хотела бы видеть Веру Алексеевну Вишневскую.
Под
– Войдите, пожалуйста. Верочка, это к тебе.
– Ко мне? – удивляется Вера и лениво встает. Шуба падает с дивана и сворачивается на ковре, как громадная серая кошка.
– Я пришла… Извините меня, – путается посетительница. – Вы – Вера Алексеевна Вишневская?
Вера кивает:
– Садитесь, пожалуйста.
Но дама остается стоять.
– Простите, я не знаю, с чего начать…
Она стоит у окна. Солнце падает прямо на ее лицо, усталое, красивое, со складками у рта и заплаканными глазами.
– Я не знаю, поймете ли вы меня… Владимир Иванович…
Вера быстро поднимает голову:
– Ах вот оно что. Владимир Иванович…
– Да. Он в вас влюблен. Он мне сам сказал. И я… Я пришла просить, умолять вас отказать ему. Ради бога. Вы так красивы, так молоды… У меня ничего нет, кроме него… – Она протягивает к Вере дрожащие руки в белых перчатках. – Ради бога. Я старая. Пожалейте меня…
Вера пожимает плечами:
– При чем тут я. Это его вам надо было просить… Если он предпочитает вас…
– Ах нет. Он влюблен в вас. Ему кажется, что он тяготится мной. Но если вы ему откажете – он вернется ко мне… Ведь мы уже десять лет…
Вера трясет головой:
– Нет, я не откажу ему. Я ничем не могу вам помочь.
Ресницы быстро моргают под темной вуалькой. По бледной щеке катится слеза.
– Какая вы черствая. У вас вместо сердца камень…
– Всего хорошего, – говорит Вера.
– Прощайте. Я хотела вас еще попросить… Но это тоже напрасно. И все-таки постарайтесь не делать его слишком несчастным.
Вера смеется и снова устраивается на диване.
– Ну, это уже касается только его и меня…
Екатерина Львовна молча провожает гостью. Вера поднимает шубу с пола.
– Какая наглость. Нет, какая наглость, мама. Врываться к чужим людям…
– Но, Верочка, мне ее очень жаль.
– Ах, оставь, пожалуйста. Смешная. Такая старая и еще любить хочет…
– Но, Верочка, она несчастна…
– Мало ли несчастных?.. Какое мне дело. Мне так приятно сегодня. Сыграй еще что-нибудь, мамочка.
Вера снова прижимается щекой к меху и закрывает глаза, слушая музыку.
12
– Я тебе говорила, Вера, что надо было розовое одеяло купить. А то лиловое совсем как гроб.
– Оставь, мама. Мне нравится. И почему непременно розовое? Я ведь не немка, чтобы сентиментальничать.
– Как хочешь, – соглашается Екатерина Львовна. – А обои какие? Тоже лиловые?