Элита. Взгляд свысока

Волчок Ирина

— Это за то, что ты с Никой так… в общем — так, — сказал Герман Львович, торжественно вручая ей телефон при прощании. — Ты сейчас не понимаешь, что я тебе дарю. Может, и не поймешь никогда. Вот если прижмет — тогда поймешь. Не злоупотребляй. Три просьбы — бесплатно. А потом уж как вы там с Золотой Рыбкой договоритесь. Поняла?

— Да, — без особого энтузиазма ответила Александра. Ей никогда не нравились игры в многозначительную таинственность. — Спасибо, Герман Львович.

— Не поняла, — огорчился тот. — Я никому таких подарков не делал. Я и сам не знаю, что тебе подарил. Может, свободу.

А может — и жизнь. А может — и смерть врага. Теперь поняла?

Александра серьезно ответила, что теперь поняла, а сама подумала, что жизнь ей подарил вовсе не Герман Львович, свободы как таковой в мире вообще не существует, а врагов у нее нет. Бешеный Полковник уже сдох.

Так телефон и пролежал три года в пластмассовом стакане для карандашей. Батарейка, конечно, совсем села. Александра нашла зарядник, торопливо включила в сеть, с тревогой уставилась на экран… А, нет, все в порядке — идет зарядка. Вздохнула с облегчением, а потом уже подумала: ну и при чем тут телефон? Даже если бы он сдох насовсем, пара пустяков воткнуть его сим-карту в свой мобильник.

Но позвонила все-таки с этого, дареного.

— Здравствуйте, Александра Александровна, — почти сразу ответил веселый молодой голос. Почти мальчишеский. — Вы сейчас дома? К вам приехать? Или встретимся где-нибудь на нейтральной территории?

— Понятия не имею… То есть… В общем, я под наблюдением, кажется. В такой ситуации вы согласны мне помогать?

— Куда ж я денусь с подводной лодки? — опять весело сказал мальчишеский голос. — Тогда через два часа я у вас. Адрес прежний?

Два часа Александра сидела в кухне над давно остывшим чаем и думала, что сценаристов шпионских фильмов, боевиков и детективов надо без суда и следствия сажать пожизненно. Без права переписки. За распространение… В общем, за вот это все. За «искусство — в массы». За то, что учат массы черт знает чему, и эти массы совсем уже свихнулись, вообще разучились понимать, где кино, а где жизнь. Никакой жизни уже не осталось, одно сплошное кино…

Через два часа дареный телефон неожиданно заиграл, печально и торжественно: «Наша служба и опасна и трудна…» Номер не определился.

— Я пришел, — сказал веселый голос. — Я уже по лестнице иду. Открывайте дверь.

Александра даже в глазок не поглядела. Распахнула дверь, отступила, молча приглашающе повела рукой. Так же молча через порог шагнули оба — длинный тощий мальчишка в драной джинсе и синей бейсболке и большая овчарка. Без ошейника и без намордника. Собака сразу внимательно обнюхала Александру, заглянула в кухню и бесшумно пошла по коридору, через каждые пару шагов на миг замирая и подрагивая ушами. Человек закрыл дверь, обернулся, заметил настороженный взгляд Александры, как бы между прочим объяснил:

— Мне Грету не с кем оставить… Да она не помешает. Осмотрится немножко — и сядет в уголок.

И снял бейсболку. Вот тебе и мальчишка. Ему было, наверное, лет пятьдесят. Темный ежик волос с густой сединой с левой стороны головы, тёмное лицо с резкими вертикальными морщинами от крыльев носа до углов крупного рта, темные тяжелые веки, полуопущенные на совсем темные глаза… Очень черные брови, широкие, длинные, вразлет — до висков. Левая бровь — с заметной сединой. Мгновенно запоминающееся лицо. Разве у них

могут быть такие лица? По законам жанра они должны быть серые и незаметные.

Александра смотрела на Золотую Рыбку, а тот смотрел мимо Александры, вслед собаке. Александра оглянулась. Собака возвращалась из путешествия по ее крошечной квартире, улыбаясь и легкомысленно мотая хвостом. Ага, это его личная служба безопасности.

— Как мне вас называть?

Герман Львович говорил, что его надо называть Золотой Рыбкой. Александре казалось это глупым.

— Да как хотите. Например, Андрей Андреевичем. По-моему, ничего, а? Мне идет… но это все такие условности… Позвольте, чуть в сторонку… Прошу прощения. Ага, вот так. Еще одна минута…

Он болтал что-то веселым мальчишеским голосом, а сам быстро и совершенно бесшумно обыскивал прихожую, потом — кухню, потом — комнату… Не просто осматривал, а именно обыскивал — трогал пальцами края зеркала, нижние поверхности столешниц, верхние наличники дверных проемов, перевернул и внимательно ощупал домашний телефон… А, нет, это он не пальцами трогает, это у него в руке какая-то шпионская штука. Как в кино. Микрофоны ищет.

— По крайней мере, вас не слушают, — подтвердил ее догадку Андрей Андреевич. — Хорошо. Чаю дадите? Жарко. Почти ночь, а все жарко… Я буду пить ваш чай, а вы будете формулировать свою просьбу. Неспеша.

Неспеша Александра сформулировала свою просьбу за три минуты. Даже чайник еще не успел вскипеть.

— И всего-то? — откровенно огорчился Андрей Андреевич. Голос у него был все равно веселым. — Нет, я чаю хочу. Ну, тогда расскажите заодно, кто и почему за вами следит.

Александра еще три минуты рассказывала о решении Сан Саныча «присматривать» за ней, о мужиках на скамейке на детской площадке и об уверенности Сан Саныча в том, что сегодня она из квартиры не выходила.

— Это они не следят, это они вас охраняют, — весело сказал Андрей Андреевич. — Наверное, ждут кого-то. Знакомого… А? Похоже, похоже… Ну, ладно. Как поступим: я завтра сюда нотариуса привезу или вы к нему сами хотите?

— А вообще без меня нельзя? — нерешительно спросила Александра.

Андрей Андреевич долго молча смотрел на нее непонятным взглядом, шевелил левой седой бровью, подрагивал левым углом крупного рта… Улыбается? Наконец удивленно — весело сказал:

— Княгиня. Чистой воды княгиня. Аристократка. Герман Львович меня предупреждал. Александра Александровна, разве можно быть такой доверчивой? Все документы — в чужие руки!

— Так это не мои документы, — тихо напомнила Александра. — Мои руки — тоже чужие. Мне же их отдали. При чем тут княгиня?

— Да потому и отдали, что княгиня, — возразил Андрей Андреевич, задумчиво разглядывая ее. Одним глотком допил чай, бесшумно опустил чашку на блюдце и деловито добавил: — Ну, давайте все, что там у вас. Куда потом дарственную? Вам или Зое Михайловне этой? И паспорт этот куда девать?

— Дарственную — Зое Михайловне… — Александра помолчала, вздохнула и неожиданно для себя решила: — А паспорт — мне.

— Ага, — без удивления согласился Андрей Андреевич. — Завтра часов с семнадцати будьте при телефоне. Мы с Гретой заглянем на минутку… Грета, нам пора. Спокойной ночи, Александра Александровна.