Элита
Шрифт:
— Лия, на сегодня ты отстранена от занятий, — скорбно заявляет Амбридж. — И если подобное повторится, даже несмотря на всё моё уважение к Вилену Константиновичу, я буду вынуждена тебя отчислить.
— Но я просто не понимаю, что должна была делать, — подавленно бормочу я. — Позволить какой-то хамке себя оскорблять? Или послушно уступить место качку, который пришёл позже меня? С каких пор вообще женщины обязаны уступать место мужчинам?
— Я хочу, чтобы ты беспроблемно влилась в учебный процесс и больше не вынуждала меня вести такие
— Более чем, — цежу я сквозь зубы.
— Тогда можешь идти.
В сопровождении торжествующего взгляда сучки-Шер я выхожу из кабинета. Мне обидно настолько, что хочется орать и топать ногами. Тяжелее всего в этом мире мне даётся несправедливость, а я только что была свидетельницей настоящего парада в её честь. Одна напала на меня без повода, второй, презрев этикет, попытался выкинуть меня с занятого места, а наказали по итогу меня! Да здесь законы похуже, чем в дремучем средневековье.
Поплутав по университету и, грехом пополам найдя выход, я выхожу на парковку. Настроение у меня, что говорится, отстой. Во-первых, отповедь Амбридж на корню загубила моё воодушевление после лекции Шанского, во-вторых, я понятия не имею, как добираться до особняка Демидовых. Водитель должен приехать за мной только к четырём.
— Слышал, ты уже успела оказаться в немилости? — раздаётся голос позади.
Насупившись, я оборачиваюсь. Леон стоит возле навороченной тачки и разглядывает меня с таким любопытством, словно из-под пояса моих джинсов торчит огромный пушистый хвост.
— Меня отстранили от занятий на сегодня, — буркаю я. — Не знаю, что там с уровнем образования, но стукачи здесь доставляют жалобы на редкость быстро и эффективно. Их бы курьерами в «Самокат» — столько бы чаевых собрали.
— Это было предсказуемо, — усмехается Леон. — Я ведь предупреждал тебя.
— И теперь выглядишь довольным, потому что твои предсказания сбылись, — огрызаюсь я.
— Скорее заинтригованным. Садись, — он кивает на пассажирское сиденье. — Довезу тебя до дома.
— Это что, входит в альфа-обязанности?
— Нет, — он улыбается шире. — Это в качестве исключения. Хочу поддержать твой боевой дух, чтобы выяснить, как долго ты сможешь противостоять системе.
6
Кое-как забравшись в низкий и жутко неудобный спорткар Леона, я наблюдаю, как он обходит капот и занимает место за рулём. В салоне пахнет автомобильной кожей и чем-то сладковато-пряным, дорогим, напоминающим его туалетную воду.
Я отмечаю безупречно чистую приборную панель без единой пылинки и отсутствие каких-либо вещей, принадлежащих его владельцу. Если бы я вчера не видела этот автомобиль во дворе у Демидовых, подумала бы, что его только что выгнали из автосалона.
Опустив на глаза солнцезащитные очки, Леон запускает двигатель. Спорткар грозно рычит, будто выражая недовольство
Со вздохом, отвернувшись к окну, я ловлю на себе пристальные взгляды парочки, стоящей возле большого внедорожника, и вопросительно приподнимаю брови: мол, ау? Мы, что, знакомы? Те продолжают бесцеремонно пялиться.
Я машинально кручу головой по сторонам и выясняю, что в радиусе пятидесяти метров нет ни одного человека, который бы не делал бы того же.
— Зря ты решила играть против системы, — задумчиво произносит Леон, будто не замечая прикованного к нам внимания. — И до тебя были те, кто пытались. Ничем хорошим это не заканчивалось. Система всегда оказывалась сильнее.
Я поворачиваю голову, чтобы оценить его профиль. С этого ракурса Леон тоже редкостное «фу-у-у». Правильный формы нос, волевая линия подбородка, уши не торчат. Красивый, аж противно.
— То, что плохо для большинства учащихся здесь, — обычный день для выходца из трущоб. А что ты вообще предлагаешь делать? Смиренно терпеть, пока меня унижают?
— Нет. Но и воевать в открытую смысла нет. Тебе стоит быть умнее.
— Или слабее? — язвлю я. — Чтобы местные альфы не восприняли меня как угрозу.
— Сильны не те, кто громче всех кричит, — он резко поворачивает руль, отчего меня толчком вжимает в кресло. — А те, кто умеют приспособиться и выжить в любых условиях.
Насупившись, я смотрю перед собой. Допустим, зерно здравого смысла в его словах есть. Если я хочу задержаться в этом университете — а у меня нет другого выбора, ибо в противном случае мама меня проклянет, — нужно разработать стратегию выживания.
— Ну а что бы ты сделал бы на моём месте?
Леон бросает на меня насмешливый взгляд:
— Точно не настраивал бы против себя самых мстительных альф университета в первый же учебный день.
— Легко советовать с позиции альфы совета, — замечаю я. — Вряд ли сына Вилена Демидова в первый учебный день кто-то обвинил в том, что он не моется и странно пахнет.
К моему удивлению, Леон согласно кивает.
— Тоже верно. Мы все живем и действуем исходя из обстоятельств. Поэтому я говорю, что ты зря решила пойти против системы. Потому что, когда на тебя обрушится всеобщая травля, за тебя некому будет заступиться.
— То есть ты всё предлагаешь мне униженно молчать?
— Молчать, допустим, не обязательно. Проблема в том, что ты получаешь удовольствие от перепалок, — Леон снисходительно улыбается. — А это уже вызывает вопросы.
— Какие ещё вопросы? — раздражённо фыркаю я.
— Например, почему тебе важнее выйти победительницей из словесной потасовки с той, кто заведомо глупее и слабее, чем получить диплом одного из лучших вузов страны?
Я сердито поджимаю губы.
— Потому что я терпеть не могу несправедливость. Потому что я не умею улыбаться тем, кто хамит, и всегда хочу поставить их на место.