Элли и арфист
Шрифт:
Дверь медленно открывается. Это делает подслушивание не только простым, но и почти неизбежным.
– Нет, мама, – говорит она. – Мы это уже проходили!.. Да, я уверена. Мне наплевать, что он задает вопросы. Просто смени тему. Я очень, очень не хочу, чтобы он узнал!
Ее мама что-то говорит, и Рода отвечает:
– Вероятно, так оно и есть, но в данный момент я просто не готова этим заниматься. Он не готов, я не готова! Мне нужно думать о карьере, для меня она сейчас на первом месте.
Мама что-то
– Нет, я не имела в виду, что она важнее, чем он, конечно нет! Но она важнее, чем то, чтобы ему об этом рассказывать.
Следует более развернутый ответ.
– Раньше ты говорила, что была бы счастлива это сделать. Ты передумала?
Мама предлагает что-то еще.
– Нет! Плохая идея! И да, конечно, это бы его травмировало. Он счастлив таким, какой он есть. Ты только выведешь его из равновесия. Затем он будет настаивать на том, чтобы его познакомили с его отцом, а я этого не хочу. Последствиям не будет конца. Пытаться со всем этим справиться – это был бы кошмар для меня.
Я выпрямляю спину. Его отец. Чей отец? О ком речь? Подозрение проникает глубоко в меня и тяжестью оседает внутри. Я напрягаю слух, но в этот момент Рода начинает говорить еще тише, и я больше ничего не слышу.
Однако стремительный ход моего воображения уже не остановить. Оно помимо моей воли рисует разные картинки. Мне с ним не совладать. Я беспорядочно перебираю струны арфы и все думаю, думаю. Затем слышу, как Рода говорит, чуть громче:
– Только пока ничего не говори, мама, умоляю! Обсудим это чуть позже. Сейчас я не могу, у меня урок. Позвоню тебе после обеда.
Она возвращается в комнату, раздраженная и насупившаяся. Весь остаток урока она выглядит рассеянной, и я бы даже сказала, что ей не терпится от меня избавиться.
Сад выглядит таким же растрепанным, как и я. Но здесь по крайней мере тихо. Я начинаю обрезать отмершие цветы на границе участка. На дне тачки собирается влажная коричневая куча. Я продолжаю думать о Роде и задаваться вопросом, верно ли я истолковала ее слова, но тут же говорю себе, что это не мое дело, и пытаюсь сосредоточиться на чем-то другом. Через мгновение мыслями я снова возвращаюсь к подслушанному разговору. Это сводит меня с ума.
Паулина выглядывает из-за забора и здоровается со мной.
– Элли, ты сегодня не поднималась на холм во время твоей обычной прогулки.
Как же она любит подсматривать за людьми.
– Нет, Клайв сильно простудился и не поехал на работу. Я держусь ближе к дому, чтобы за ним присматривать, – объясняю я.
Сегодня я еще даже не доехала до амбара. Но откладывать поездку больше нельзя. Дэн будет беспокоиться, не случилось ли со мной чего-нибудь, и его повязки не сменятся сами по себе.
Паулина
– Куда ты вообще так часто ходишь?
Я вижу ее насквозь. Соседка помнит, мы с Дэном шли почти в обнимку, когда она на днях увидела нас в церкви. Ее привыкший к сплетням ум быстро складывает два и два, и получается пятьсот.
Я вымученно улыбаюсь.
– О, никуда. Просто гуляю.
– А ты смелая, – иронично замечает она, сверкнув серыми глазами. – Тебя не пугает даже ненастная погода. Я видела, как ты выходила на днях на улицу, хотя дождь лил как из ведра!
– Что ж, мне нравится двигаться. – Я ужасаюсь от собственной лжи. – А сейчас мне лучше пойти домой и посмотреть, все ли в порядке с Клайвом.
Я практически бегу внутрь, чтобы скорее от нее избавиться.
– Это ты, детка? – доносится из гостиной голос Клайва.
– Да. Конечно, я. Как ты себя чувствуешь? Тебе лучше?
– Не совсем.
– Еще один лимон?
– Ну, если ты не против…
Я ставлю чайник, выуживаю из холодильника лимон, выжимаю его и добавляю ложку меда. Я очень устала.
Я несу чашку с горячим чаем в гостиную. Клайв лежит на диване. Когда я протягиваю ему напиток, он берет меня за руку, подносит мою ладонь к лицу и трется о нее щекой.
– Мм-мм, какая у тебя приятная и мягкая кожа. Но ты так коротко подстригла ногти! Зачем?
Я снова краснею. Мне бы хотелось, чтобы все это прекратилось.
– Просто захотелось примерить на себя новый образ.
– С каких это пор ты заботишься о новых образах?
– Ну, с длинными ногтями неудобно заниматься садоводством и вообще вести хозяйство, не так ли?
Он хихикает.
– Садоводство? С чего это ты вдруг заговорила о садоводстве? Я думал, ты давно забыла значение этого слова!
Я смотрю в окно. Мои попытки облагородить границы участка закончились провалом. Всюду прорастает ежевика и торчит целый лес из гниющих коричневых стеблей, требующих моего внимания.
– Завтра постараюсь поработать подольше.
Остается надеяться, что Паулины не окажется рядом.
Клайв кашляет. Телевизор по-прежнему работает, хотя и с приглушенным звуком, но у «Бристоль Сити» дела сегодня обстоят неважно. Он шумно всасывает сок лимона.
– Как твои стихи, детка? Сочинила что-нибудь новенькое?
Последнее, что я написала – песнь любви, посвященная моей арфе. К счастью, Клайв никогда не просит меня прочитать ему мои стихи.
– Да, баловалась немного, – отвечаю я. – Пробовала и так, и сяк. Ничего стоящего, просто иногда весело поиграться со словами. Для меня это своего рода терапия, и…
– Тупица, баран, кретин! – орет Клайв. Не на меня, а на телевизор. Вратарь только что пропустил решающий гол.
Я смотрю на часы.