Элли и арфист
Шрифт:
Я не заслуживаю Клайва.
Тем не менее играть на арфе для меня жизненно необходимо. Дело не только в мечтах, которые сбываются, и даже не в моей странной связи с Дэном. Я сделала удивительное открытие: я могу создавать музыку. Как будто внутри меня, как внутри горы или пещеры, есть драгоценный золотой пласт, о существовании которого я не подозревала. Если я скажу об этом Клайву, он возмутится, что не имеет к этому новому пласту никакого отношения. Он примет это на свой счет, расценит как проявление бунтарства. Возможно, он даже попробует заставить меня остановиться.
А я сейчас не могу остановиться. И не остановлюсь.
Дэн
Как же хорошо, что Финес составляет Дэну компанию. Он каким-то необыкновенным образом привязался к этой птице. Каждую ночь Финес спит в амбаре. Он приходит и уходит через свою новую дверцу. Хотя фазан – крупная птица, он иногда даже запрыгивает Дэну на колени, пока тот отдыхает на деревянном стуле. Дэн обнимает его, разговаривает с ним и гладит его перья. Происходящее становится еще больше похоже на сюрреалистическую картину, когда они нежно прижимаются друг к другу в окружении арф.
Я вдруг подумала, что Дэна может заинтересовать стихотворение Томаса Харди «Озадаченные птицы», поэтому во время прошлого визита взяла с собой книгу и прочитала ему несколько строк вслух:
Это не те, кто нас кормил, Нас, молодых и юных – они не могут ими быть, Эти фигуры, что теперь опустошают и обескровливают нас?Дэн понимающе кивнул.
– В том-то и дело! Именно с такими словами Финес обратился бы к охотникам голубых кровей, если бы умел говорить и если бы они хоть на мгновение прекратили стрелять и прислушались к нему.
Он погладил Финеса по голове, и Финес прижался к нему, улыбаясь так, как могла бы улыбаться птица.
Позже, закончив играть на арфе, я наблюдала из окна, как Дэн ковылял по саду на костылях. Он смотрел на деревья и золотые пятна облаков и тяжело вздыхал. Несомненно, он скучал по Роде. Я тоже вздохнула.
– Как тебе новый питомец Дэна? – спросила я Роду во время нашего последнего урока в ее доме в Тонтоне.
– Ах, этот! – Она рассмеялась, и мне не понравилось, как прозвучал ее смех. – Да, он мне рассказал о фазане.
– Значит, ты Финеса еще не видела?
– Нет, – покачав головой, ответила она. – Да и особого желания не испытываю. Я не люблю птиц.
– Но меня удивляет, что ты его еще даже не видела, – настаивала я. – Финеса трудно не заметить. Он фактически живет в амбаре.
Она щелкнула рычагом на арфе.
– А я не так часто туда захожу.
Неужели она ни разу не навестила Дэна с тех пор, как с ним произошел несчастный случай? Я точно знала, что сейчас он машину не водит, так что только от Роды зависело, увидятся они или нет. Ей ведь наверняка хотелось проверить, все ли с ним в порядке? Хотелось
Я с любопытством посмотрела на нее. Плотно сжав губы, она продолжала трогать рычаги арфы.
Мне захотелось дать ей пощечину. Какой бы невероятно красивой и талантливой она ни была, ей не следовало принимать Дэна как должное.
– У Дэна до сих пор сильно болит нога, – сообщила я. – Это страшная травма.
– Ну, если ему непременно нужно было выскочить под дуло ружья, разве не этого ему стоило ожидать?
17
Дэн
Я жонглирую двумя костылями, пакетиком с семенами для птиц и арфой. Важно делать все это одновременно. В сад, в любую погоду, четыре раза в день. У меня это неплохо получается. Иногда мне удается прихватить еще и бутерброд с арахисовым маслом в качестве особого угощения для Финеса. Я обнаружил, что он их очень любит.
Мы с Финесом стали закадычными друзьями. Я не говорю на его языке, он не говорит на моем, но у нас выработался стиль общения, который удовлетворяет нас обоих. Когда подходит время его кормить, я использую самую маленькую арфу (Чибис) и играю на ней один аккорд. На завтрак я играю си-бемоль мажор, на обед – фа минор, на полдник – С7, а на ужин – соль-арпеджио. Финес точно знает, что они означают. Каждый раз, услышав знакомый звук, он взволнованно несется ко мне, прыгая по траве, расправив здоровое крыло и открыв клюв. Он так любит арфу, что я уже жалею, что не умею на ней играть. Но играть я не научился, потому что все мое время и силы уходят на изготовление арф. Возможно, у меня получится уговорить Элли иногда для него играть, раз уж она так часто здесь бывает. Играет она уже неплохо. Если она сосредотачивается на технике исполнения, то часто останавливается и начинает заново, зато когда играет знакомую композицию, вкладывает душу в каждую ноту. Она и вишневая арфа теперь как единое целое. Через эту арфу она поет. Я люблю, когда это происходит, и уверен, что Финесу это тоже понравится. Я чувствую, что он музыкальная птица. Назвать его умным нельзя, а вот музыкальным – вполне.
Мы с Элли могли бы стать для Финеса папой и мамой. Однако мы никогда не будем ему говорить, что он должен и чего не должен делать. Финес волен поступать как сочтет нужным, и если ему хочется махать крыльями и издавать странные звуки, я не против.
А еще Финесу позволено какать в дровяном сарае, если это делает его счастливым. Смывать фазаньи фекалии с моей тщательно выдержанной древесины для арф не так уж и утомительно. Меня это занятие даже успокаивает.
Думаю, я назову свою следующую арфу Финес. А из какого дерева ее изготовить, Финес определит сам, в своей неподражаемой манере.
Косуля позвонила сегодня утром, сразу после того, как я накормил Финеса завтраком:
– Дэн.
– Косуля, – отозвался я.
– Тебе уже лучше?
– В каком смысле лучше? – уточнил я.
– Твоя нога, лимон!
Я сказал ей, что моя нога чувствует себя значительно лучше, и назвал ее бананом. В эту игру можно играть вдвоем.
Она хрипло усмехнулась в трубку.
– Ты собираешься делать арфы?
Я ответил, что, конечно, собираюсь.
– Хорошо, рада это слышать. Дэн, ты еще не звонил Майку Торнтону, не так ли?