Элли и арфист
Шрифт:
– Мне нравится, что я могу вести с тобой такие разговоры, Дэн, – произносит Элли, когда к ней возвращается способность говорить.
Она выглядит совсем иначе – не так, как когда вошла в амбар. Она стала менее напряженной. Она больше улыбается. Она стала легче. Я этому рад.
Внезапно, без какой-либо видимой причины, она возвращается в свое прежнее состояние. Она напряжена. Она не улыбается. Она снова стала тяжелее.
Она медленно встает. Обычно, перевязав мою рану, она поднимается наверх, чтобы поиграть на арфе, и сейчас я жду от нее того же, но она этого не делает. Она подходит
– Ты не возражаешь, если я немного полюбопытствую, Дэн? – наконец произносит она.
Я отвечаю, что нисколько не возражаю.
– Ты не возражаешь, если я немного полюбопытствую о Роде?
Я повторяю, что нисколько не возражаю.
Она начинает задавать мне вопросы. Сначала они идут один за другим медленно, но потом их становится все больше и больше, они начинают напоминать сходящую с горы и с каждой секундой набирающую скорость лавину.
Ее первый вопрос: ты давно знаешь Роду?
Мой ответ: да, шесть лет.
Ее второй вопрос: а она давно твоя девушка?
Мой ответ: да, шесть лет.
Ее третий вопрос: мне просто интересно, ты раньше был к ней ближе, чем сейчас?
Мой ответ: нет. Она всегда жила в Тонтоне, и я всегда жил здесь.
Ее четвертый вопрос: о, понятно. А был период, когда ты долго ее не видел?
Мой ответ: да, на протяжении большей части две тысячи двенадцатого года.
Звучит ее пятый вопрос, слова вылетают из ее рта с такой скоростью, что я с трудом улавливаю их значение: гм-м, я сейчас задам странный вопрос, но не будь ко мне слишком строг. Я женщина, и меня интересуют такие вещи. Если ты не против, скажи: она всегда была такой чертовски стройной, как сейчас?
Мой ответ: нет, не всегда. Весной две тысячи двенадцатого она слегка располнела.
Она говорит «ясно» и замолкает. Я уже думаю о том, что запас вопросов у нее иссяк, как вдруг она выдает вот этот: скажи, Дэн, у тебя бывало ощущение, что Рода хочет тебе что-то сказать, но никак не может?
Мой ответ таков: понятия не имею.
Ее седьмому вопросу предшествует еще одна пауза: насколько ты ей… ну… доверяешь?
Мой ответ: что ты имеешь в виду?
Я знаю, что невежливо отвечать вопросом на вопрос, но мне не совсем понятно, что Элли имеет в виду, когда спрашивает, доверяю ли я Косуле.
Элли тоже не совсем понятно. Она говорит:
– Ах, какая разница! Мне пора домой. – Она кладет монетку обратно на подоконник и смотрит на часы. – Я должна бежать. Береги себя, Дэн. Увидимся завтра.
Сегодня она не играла на арфе, что крайне странно. Ее улыбка тоже не вернулась. Совсем.
20
Элли
Я закрываю входную дверь и приглаживаю волосы. Из гостиной доносятся звуки: муж громко и продолжительно кашляет и сморкается.
Когда я захожу, Клайв все еще лежит, распластавшись, на диване. Моя любимая картина, йоркширский пейзаж кисти моей бабушки, лежит разбитый вдребезги на полу.
– О, нет! Что случилось? – кричу я.
Откашлявшись (что
– Картина сама упала. Должно быть, гвоздь был слабый. Я бы все убрал, но нет сил.
Можно подумать, он испытывает вину за то, что заболел.
Я бегу за совком и щеткой, подметаю осколки и ощущаю на себе его взгляд. Чувствует ли Клайв, что я с ним нечестна?
Рамка разбилась полностью, ее не починить, а вот саму картину, как мне кажется, еще можно восстановить. Хотя, как ни странно, ее поверхность оказалась жутко поцарапана. Я потрясена и раздавлена. Я любила эту картину.
Я гоняю щеткой по полу осколки стекла. Где-то в лобной доле зарождается и нарастает мучительная боль.
Я все думаю об отношениях Дэна с Родой. Он постоянно называет ее своей девушкой, но они ведь не вместе по-настоящему, не так ли? Естественно, за все это время я бы уже непременно стала свидетельницей чего-нибудь романтического – поцелуя, нежного телефонного звонка, любого намека на близость. У меня есть подозрения, что вся эта близость существует только в голове Дэна, но неужели он принимает желаемое за действительное? Если я считаю Роду поверхностной и эгоистичной, это ведь не значит, что и он так считает. Мужчины – даже Дэн – всегда смотрят на все с другой стороны.
А она? Что она скрывает? И от кого?
В палец вонзается осколок стекла. Я взвизгиваю от боли.
– Похоже, теперь Кристине придется по-быстрому выздороветь и присматривать за тобой, – без тени сочувствия произносит Клайв.
Я подношу палец к губам.
– Ничего, ничего страшного!
Впрочем, игре на арфе это может помешать, думаю я, поднимаясь наверх за пластырем.
– Рода, можно мне воспользоваться твоим туалетом? – спрашиваю я, едва переступив порог ее дома во вторник утром.
Ответом мне служит яркая улыбка.
– Конечно, Элли! – На ней алое трикотажное платье. Волосы собраны на макушке, несколько светлых локонов красиво падают на лоб. – Поднимись вверх по лестнице – и он окажется прямо перед тобой.
Я мчусь наверх, но потом замедляю шаг и оглядываюсь через плечо. Роды не видно. Мгновение спустя из гостиной доносятся мягкие переливы арпеджио на арфе. Я в безопасности. Пришло время хорошенько здесь осмотреться.
Я толкаю дверь рядом с ванной. Комната маленькая, в ней помещаются только кровать и комод; возможно, это свободная комната. Я внимательно обвожу взглядом стены. Ни одной фотографии. Только акварельный рисунок слона на фоне африканского пейзажа и еще один с изображением деревьев на берегу озера.
Я тихо закрываю дверь и вхожу в следующую комнату. Судя по всему, это спальня Роды. Кровать не заправлена, на ней лежит пара колготок. Мой взгляд быстро схватывает мягкое, как шелк, малиновое постельное белье, сосновый шкаф, прикроватную лампу в форме изогнутого цветка крокуса, книжные полки, CD-плеер. А вот то, что я надеялась найти. На почетном месте напротив окна висит огромная деревянная рамка, заполненная фотографиями. Мне не терпится узнать подробности; сердце колотится как сумасшедшее.