Эмансипированные женщины
Шрифт:
— Маме можно все есть, мама знает, что делает, — ответила дама. — Но воспитанные барышни не должны… Линка, ты скоро усядешься на колени панне Бжеской!
— Точно я не сидела в пансионе!
— В пансионе это другое дело!
В прихожей раздался могучий бас:
— Говорил я тебе, шут гороховый, чтобы ты не смел рядиться, как обезьяна!
— Барыня велели, — ответил другой голос.
Дверь отворилась, и в гостиную вошел бородатый мужчина в шляпе.
— Что это сегодня за маскарад? — кричал господин в шляпе. —
Он умолк и снял шляпу, заметив Мадзю.
— Мой супруг, — поспешила представить его хозяйка дома. — Панна Бжеская.
Пан Коркович с минуту смотрел на Мадзю; на добром его лице изобразилось удивление.
— А! — сказал он протяжно.
— Задушевная приятельница Сольских.
— Э! — ответил он пренебрежительно, а затем, взяв руку Мадзи в свои огромные лапы, сказал: — Так это вы будете учить наших девочек? Будьте к ним снисходительны. Они у нас глупенькие, но старательные!
— Пётрусь! — остановила его супруга, торжественно поправляя кружевной воротничок.
— Милая Тоня, кого ты хочешь обмануть, учительницу? Да она мигом распознает твоих дочек, как сиделец молодое пиво. Ну как, этот болван уже вернулся?
— Я тебя не понимаю, Петр, — возмутилась дама.
— Папа спрашивает, вернулся ли Бронек! — объяснила Паулинка.
— Что подумает панна Бжеская о нашем доме! — взорвалась дама. — Не успел войти и уже зарекомендовал себя как грубиян!
— Но ведь я всегда такой, — ответил господин, с удивлением разводя руками. — Панна Бжезинская, или как ее там, не будет платить по моим векселям, если бы я даже за ней приударил. Вот негодяй! Не наказывал, не лупил его, покуда он был мал, так теперь сущее наказание с ним!
— Что ты болтаешь? Что с тобой? — кричала пани Коркович, видя, что Мадзя испугалась, а обе дочери смеются.
— Что я болтаю? Этот гуляка не заплатил вчера в банке по векселю, и если бы не Свитек, добрая душа, ко мне в контору явился бы нотариус. Ах разбойник!
— Но ведь Бронек не растратил этих денег, он только опоздал! — прервала мужа возмущенная пани Коркович.
— Хорошо ты его защищаешь, нечего сказать! Да если бы он хоть грошик истратил из этих денег, то был бы вором, а так просто болван! — кричал отец.
Супруга побагровела. Она вскочила с кресла и, задыхаясь, сказала Мадзе:
— Панна Бжеская, пройдите, пожалуйста, с девочками к ним в комнату. Ну, милый, такой скандал при особе, которая нас не знает…
Мадзя, бледная от волнения, вышла из гостиной. Но обе девочки были по-прежнему веселы; когда они очутились в своей комнате, Липка, глядя Мадзе в глаза, спросила:
— Панна Магдалена, вы, что, боитесь папы? Вы думаете, папочка в самом деле такой страшный? — прибавила она, склонив набок голову. — Да у нас никто его не боится, даже Стася!
— Знаете, панна Магдалена, папочка вот как делает, — вмешалась Стася. — Если он рассердится на маму, то ей самой
— Теперь он на всех будет вам жаловаться, — вмешалась Линка. — О, я знаю! Вы очень папочке понравились!
— И маме, — прибавила Стася. — Мама вчера говорила, что если бы вы были умнее и поторговались, то могли бы получать у нас пятьсот рублей в год.
— Милая Стася, панна Магдалена и так получит пятьсот, — прервала ее Линка.
— Что вы выдумываете, дети? — со смехом воскликнула Мадзя. — Где это видано, выдавать семейные тайны?
— А разве вы не член нашей семьи? — бросилась Стася Мадзе на шею. — Вы у нас и часу не пробыли, а мне кажется, уже целый век!
— Я вижу, вы эту подлизу будете больше любить, чем меня. А я вас просто обожаю, хоть и не обрываю на вас платье, — надулась Линка, прижимаясь к плечу Мадзи.
— Я вас обеих буду любить одинаково, скажите только мне, что вы теперь учите? — сказала Мадзя, целуя по очереди обеих девочек. Сперва Стасю и Линку, потом Линку и Стасю.
— Я скажу, панна Магдалена! — воскликнула Стася. — С тех пор как мы ушли из пансиона, мы все учили: словесность, историю, алгебру, французский…
— А как начались каникулы, ничего не делаем, — подхватила Линка.
— Нет уж, извини, я учусь играть на фортепьяно, — прервала ее Стася.
— Ты влюблена в пана Стукальского, а он бранится, говорит, что с твоими лапами тебе только картошку чистить.
— Милая Линка, у тебя самой роман с паном Зацеральским, вот ты и думаешь, что все так уж сразу и должны влюбляться, — покраснела Стася.
— Тише, дети! — успокоила их Мадзя. — Что это за пан Зацеральский?
— Художник, он учит Линку рисовать, а папа все спрашивает, когда же они начнут натирать у нас полы, а то полотеры дорого стоят.
— А Стасю пан Стукальский учит играть на фортепьяно и пол-урока только и делает, что пальцы ей распяливает на клавишах. Ты не думай, мама уже заметила, что во время занятий у вас музыку мало слышно. Клянусь богом, если бы твой Коць получал за урок не два рубля, а только рубль, кончились бы все эти нежности.
— Может, скажешь, что твой Зацеруша стал бы учить тебя даром? — съязвила Стася.
— Меня-то он бы учил даром, — ответила обиженная Линка, — я чувствую натуру…
— Ну конечно! Когда он задал тебе нарисовать корзину вишен, ты вишни съела, листья выбросила за окно, а потом сказала, что у тебя голова разболелась.
— Ах боже мой, дети! — успокаивала девочек Мадзя. — Скажите мне лучше, где вы занимаетесь?
— Стася на фортепьяно играет наверху, я рисую в оранжерее, а другими предметами мы занимаемся, то есть будем заниматься в учебном зале, — объяснила Линка.