Емельян Пугачев (Книга 3)
Шрифт:
Граф Панин, недовольный действиями Муфеля и Меллина, поручил Михельсону сделать им замечания, что они не подоспели на помощь Саратову и, находясь вблизи мятежников, устрашились атаковать их.
Тем временем Пугачёв, подаваясь на юг, полагал пробраться возле Царицына в узкий промежуток между Волгой и родным ему домом. Он совсем недавно мечтал в ночное время на берегу речушки прийти на Дон, поднять казачество и, не мешкая, выступить походом на Москву. Но теперь этих мыслей у него не осталось и в помине. Он знал определенно, что по пятам за ним гонятся правительственные отряды, а прилепившиеся к нему казаки-донцы
Вновь и вновь, по приказу Емельяна Иваныча, летели гонцы в глубь земель Войска донского с указами царя, в которых говорилось о «злодеях-дворянах», намеревающихся ввести по всей России гнусные немецкие обычаи, изничтожить вольность казачью и прочее.
Говоря о «борзых псах», преследующих его по приказу Екатерины, Пугачёв с ненавистью перечислял своим атаманам немцев, стоящих во главе правительственных отрядов. Он начинал с Рейнсдорпа и кончал Муфелем.
– Рейнсдорпишка – раз, – говорил он, загибая палец на руке. – Брант – два… Кар, Грейман, Корф, Михельсон, Валленттерн… Пальцев на лапах не хватит, – столько их, псов немецких! Вроде, как ране, с Фридрихом ихним воюем…
Глава 6.
Прохиндей по следам царя. «Я – солдат». «Мужицкий царь». Заговор. Слово пастора.
Долгополовская комиссия, во главе с Галаховым и Руничем, оставив Рязань и Шацк, двигалась вперед с поспешностью.
Из официальных донесений комиссия узнала, что Пугачёв со своей армией стремится к Саратову и уже подходит к крепости Петровской, а подполковник Михельсон, преследуя Пугачёва, находится от него в ста верстах. Комиссия тотчас выехала в Арзамас, на большой Саратовский тракт, пытаясь догнать корпус Михельсона.
Проехали Арзамас, проехали Починки с казенным конным заводом. От воеводы узнали, что несколько дней тому назад завод был Пугачёвцами разбит, кони уведены в лагерь мятежников.
Вскоре комиссия прибыла в Саранск. Город был опустошен, частью выжжен. На соборной площади человек с полсотни жителей торговали в ларьках съестными. Прохиндей Долгополов с гусарами закупил на всю комиссию продуктов: молока, творогу, соленых рыжиков, до которых он сам был большой охотник.
– Ну и похозяйничали же тут у вас злодеи, – сказал он продавцу, расплачиваясь с ним и стараясь, по вкоренившейся привычке, обсчитать его.
– У-у-у, – затряс тот бородой, – что и было здеся-ка, что и было…
Воеводу сказнили с товарищем да шестерых помещиков. Теперича от батюшки посажен у нас в Саранске свой воевода, однорукий. Мы промеж собой смеемся: мол, поди, он и хабару с нашего брата в два раза меньше будет брать, одной рукой-то.
– Ты про батюшку лучше помалкивай, приятель, – строго сказал ему Долгополов и пальцем погрозил. – А то у нас живо плетей получишь…
– Да ведь… по глупости это, господин хороший, – проговорил торгаш и вдруг закричал вдогонку Долгополову:
– Стой! Эй, ты!.. Вернись! Слышь, двадцать две копейки недодал…
Но Долгополов, как ни в чем не бывало, окруженный гусарами, ходко шагал к своим экипажам.
Пред Галаховым
– В городе Саранске, ваше высокоблагородие, все благополучно, – докладывал он. – Бывший воевода убит, а город предоставлен мне…
– Кто тебя назначил воеводой? – презрительно спросил Галахов.
Однорукий замялся, опустил голову, исподлобья посматривал в замешательстве на Галахова.
– Убирайся прочь! – крикнул на него Галахов. – И больше не смей называть себя воеводой… Прочь!
– Стыдись, сукин сын! – не стерпел бросить в спину пошагавшего Пугачёвского воеводы Долгополов. И обратясь к Галахову:
– Вот, извольте подивиться, ваше высокоблагородие, какие подлецы на свете водятся. А еще бывший офицер… Ая-яй, ая-яй… Да такого не жаль и вздернуть.
Пока подкреплялись пищей да перепрягали лошадей, стало темнеть.
Двинулись дальше в сумерках.
Долгополов важно восседал в тарантасе вместе с Руничем. Ржевский купчик еще в Москве сбросил с себя измызганное казацкое платье и вырядился с форсом, по-богатому: в суконной свитке и штанах, в опойковых сапогах со скрипом, а поверх, чтоб не запылилась сряда, надевал он добротный пеньковый архалук. А что ему! У него за пазухой изрядный гаманец, набитый золотыми империалами, – подарок матушки царицы; узелок же с ценными вещами, что вручил ему князюшка Орлов, он в Москве с хорошим прибытком продал. Ну, ему покамест хватит. А впереди крупная, богатейшая получка!
Только бы не сорвалось. «С нами бог! – мысленно восклицает, полный упованья, прохиндей. – Деньги ваши будут наши. Не впервой!»
Не успели путники отъехать от Саранска и двадцати верст, как их захватила хмурая августовская ночь. Темно было. Временами вставало на горизонте далекое зарево, справа другое, слева третье. Огонь то разгорался, то стихал.
С рассветом представилась путникам суровая картина опустошения.
Казенных селений с государственными крестьянами было в этих местах очень мало, почти все села и деревни состояли в помещичьем владении, поэтому здесь порядочно-таки набедокурили восставшие. Жительства по тракту были пусты. В них оставались лишь старики да старухи с малыми ребятами. Все же остальное население, кто только мог сесть на коня, в телегу или добрым шагом идти пешком, вооружась косами, топорами, рогатинами, дубинками, присоединилось к армии «батюшки-заступника» и правилось вместе с нею.
Было время жатвы. Кругом ширились тучные, изобильные, с наливным колосом, поля и нивы, но жнецов не было видно… Разве-разве где покажется седая голова согнувшегося с серпом деда или промелькнет среди колосьев согбенная женщина в темном повойнике на голове. Работая через силу и видя одно лишь разорение, они льют пот и соленые слезы. А над их головами безмятежно звучит песня жаворонка, последняя песня пред отлетом в теплые края. Прощай, прощай, веселая птичка! И ты покинешь стариков…
По несжатым нивам топтался беспризорный всякий скот – коровы, овцы, свиньи – рыл, уничтожал хлеб, довершая бедствие крестьянина. Печально скиталось множество лошадей, измученных, покрытых кровавыми язвами, в которых гнездилось гниение, копошились черви. Это – изувеченные в битвах кони, брошенные армией Пугачёва или воинскими частями преследователей его.