Эмигрань такая

Дейвис Алла

Свой сад Лиза любила. Кустики, цветочки, помидоры, кукуруза, смородина, малина и горох доставляли ей истинное наслаждение. Она раздвигала тяжелые зеленые шторы и любовалась своим творчеством. Она обрезала кустики, собирала урожай и, не предложив нам, ходила по ближайшим домам и угощала соседей «душевной заботой» и «добротой».

Свою машину «хонду» свекровь парковала на отведенной асфальтированной площадке при въезде в дом, оставляя гараж свободным для садовой утвари. Так нежно она была этой утвари предана.

Из четырех комнат нам отводилась одна. Стены ее были окрашены в цвет топленого молока. Окна выходили на косой забор соседского двора.

Запах замученной лаванды царил по

всему дому. Он был везде: во встроенных шифоньерах, в ванной комнате и обязательно присутствовал в туалете. Мои ноздри безвыборочно вдыхали его и выдыхали уже бог знает что. Хотелось легкого комфорта и уюта. И было бы замечательно, если бы можно было удобно расположиться так, чтобы мозг смог распластаться в плоскость, где нейроны свободно циркулируют, не переча друг другу. Я мечтала о своей королевской постели. Но наша проклепанная велюровая кровать не входила по размерам в отведенную нам комнату и поэтому стояла разобранная в гараже. Взамен ночному супружескому благополучию свекровь Лиза выделила кровать размером меньше, чем «кинг сайз», с матрасом, который укладывался на доски.

В этой отведенной нам скромной по размеру и занимающей очень небольшое пространство по отношению ко всему дому комнате должна была поместиться вся наша жизнь.

Жизнь не хотела размещаться во встроенном шифоньере с двумя отведенными для нас полками и, наслушавшись манипуляционных вздохов, запротестовала.

СМОКИН И МОЯ СВЕКРОВЬ

Серый кот Смокин был нелюбопытен, труслив и плохо воспитан, несмотря на то, что в его семье была мама (которую потом заменила я), папа (которого потом заменил Алекс, мой супруг), два брата (их никто не заменил) и терьер Виски. Писал наш кот в песок, а вот какать ему доводилось не всегда в песок. Родился он в Дубае от нагулянной черной кошки, которая родилась от его бабушки (персидской породы) и лондонского уличного кота (его дедушки). Так что рос он и воспитывался по всем правилам семейного очага, в доме. Первый год он спал на подушке между моим супругом и мной. Позже он разваливался на любом полюбившемся ему месте: в сумках, на диване, на креслах, на столах и под столами.

Свекровь и Англию Смокин встретил настороженно, шерсть его распушилась, а когти «выпустились». Из всех четырех имеющихся комнат он отсиживался только в одной, нашей, остальные площади пришлись не по его кошачьей душе. Свекровь Лиза стала задаривать его колбасками и мышками. Купить его любовь было сложно. Периодически он выходил поесть, покакать, пописать и укусить ее проходящие икры. Кусать он ее не боялся (в отличие от нас).

АЛЕКС И МОЯ СВЕКРОВЬ (ЕГО МАМА)

Супруг мой переехал в Англию годом раньше меня. Строительство в Дубае было приостановлено, и работа претерпела временные изменения. Поскитавшись по стройкам арабской страны в поисках хороших заработков, мы совместно приняли решение покинуть арабскую сказку и оставить сказки Шахрезаде. Итак, ночь Алекс провел в аэрокомпании «Эмиратс», а утро встретил в загруженном, неуютном аэропорту Хитроу.

Мама Алекса встретила его комнатой, кроватью и курицей в белом соусе. Алекс после переезда в свой дом подсел на астматический баллончик, желудочные таблетки и парацетамол. Его физическое состояние дало сбой, но он по-прежнему утверждал, что его мама – самая заботливая мама на свете (по-другому и думать запрещалось, а если у Алекса возникали сомнения, то в ход шли молчаливые слезливые манипуляции для окончательной автоматической выработки комплекса вины).

– Мама, можно я возьму твою машину? – стеснительно и виновато попросил Алекс, когда собирался искать

работу.

– Нет, – утвердительно ответила она, и дополнительный вопрос не понадобился.

Работу муж искал, передвигаясь на красном автобусе, или пешком, стирая свои ботиночки на тонкой летней подошве. Воспитание моей свекрови внушало ей, что дети после восемнадцати лет предназначены сами себе и ее материнский статус исчерпан с наступлением их совершеннолетия. Женщина она была обозленная, и дети были «отдушиной» ее ненависти ко всему окружающему, за исключением лютиков и фуксий.

– У вас есть один фунт для помощи бездомным кошкам и собакам? – У порога, вопрошающе приподняв брови, стояла женщина с карточкой от «Фонда помощи бездомным животным».

– У меня совершенно нет мелочи, – не приподняв брови (знак фальшивых эмоций), но с уважением открыв в улыбке рот, извинялась свекровь.

Дверь захлопнулась, рот свекрови Лизы перешел в агрессивную гримасу.

– Самим есть нечего, а они еще хотят кошек кормить, – пробубнила она, тяжело вздыхая, и поплелась к холодильнику.

За порогом ее дома с желтыми дверями и синим гаражом родственники и все, кто ее знал, воспринимали ее как отзывчивую соседку, заботливую мать и обожающую свою невестку свекровь. Такой воспринимала ее и я, и мой по-детски смотрящий на нее супруг.

Я И СВЕКРОВЬ ЛИЗА

Знакомство мое с будущей «мамой» началось с улыбки и опять c «курицы в белом соусе». Традиционное куриное знакомство было улыбчиво натянуто, разрешалось говорить за столом и кивать, соглашаясь, как осёл. Фоном беседы служил негромко включенный телевизор. Впоследствии лакшери включенного телевизора было изъято из трапезы «курицы в белом соусе», и застолье превратилось в молчание, быстрое поедание и такое же бойкое мытье тарелок, вилок и кастрюль. В обязанности же моей свекрови входило улыбаться при моем появлении, шаркать тапочками по коридору и вздыхать во всеуслышание.

Свекровь Лиза прикидывалась женщиной ласковой, заботливой и молчаливой. Молчание ее было слышно в обиженных глазах, в хороших крепких зубах и приспущенных уголках морщинистого рта. Я ее воспринимала как замученную трудами женщину, обиженную окружающими и не имеющую возможности себя защитить. Я купилась на обманчивое первое впечатление. Жалела и потакала свекрови Лизе при слуховом и не слуховом контакте.

Через неделю моего воссоединения с супругом свекровь стала требовать благодарности за наше существование здесь, при случае она надувалась и громко отхаркивалась. Посторонние, не приемлемые для моего развитого мозга шумы превращались в постоянное чувство вины за ее здоровье, за свое недельное безработное существование, за выставленный на продажу спортивный «мерседес». И это повторялось ежедневно, каждое утро, встреченное не в своем доме.

ВСЕМ СТОЯТЬ

Алекс уже месяц по счастливой случайности работал кассиром отдела продуктов в престижном магазине Marks and Spenser. За минимальную почасовую оплату в шесть фунтов он сидел там невидимый и пристыженный за свое английское происхождение. Годы безработицы понизили его веру в свои силы и преумножили беспокойство о будущем.

– Какое счастье, что есть работа. Ну да, не получилось с той, которую хочешь, но ты же знаешь, что нам нужна супружеская виза, а без твоего трудоустройства я буду постоянно болтаться между Дубаем и Лондоном, – ежедневно успокаивала я своего супруга, наблюдая за его измученным лицом.