Эмигрань такая
Шрифт:
Наташа носила русское коммунистическое имя. Умерший папа моего супруга был в душе английским коммунистом и назвал свою дочь по-русски. Волосы она подкрашивала в блонд, оставляя красную прядь, челкой свисавшую до плеч. Рядом со своей мамой больше чем двое суток подряд она тоже находиться не могла и поэтому с пониманием отреагировала на наш внезапный отъезд в гостиницу.
Долгое время Наташа снимала комнаты и квартиры, пока не приобрела свою собственную, со спальней, залом и встроенной в зале кухней. Потолки у нее были низкие, лампочку она вкручивала, не вставая на носочки, но это были ее потолки.
– Я
На противне лежали обжаренная в печи вырезка сочной говядины, по-свински жирной свинины и нежной индюшатины. А окончательно душа расслабилась за пудингом «Липкие ириски» с мороженым. Черные злые мысли забивались десертом и мясом. И хорошо, потому что утро вечера мудренее.
Утро было светлое и солнечное. Погода и день недели на англичан влияли по-английски. Вчера был понедельник, у британцев он называется голубым днем (от голубого цвета лица) и соотносится с бледностью и испорченным расположением духа. А сегодня был солнечный вторник. Алекс с надеждой набрал номер своей сестры и спокойным голосом успешно ее уговорил. Близкая родственная любовь оставила отпечаток кирзовых сапог в душе. Нам предстояло ощутить еще много таких следов.
ДОМ-ГНОМ
Свекровь Лиза заперлась у себя и уже полдня как с нами не разговаривала. Жалея ее, я сказала своему супругу:
– Она обиделась, что мы съезжаем. Надо позвать ее в холл и поговорить, – моя забота о стариках с коммунистического детства не давала мне покоя.
– Не обижайся на нас, мама, – начала я разговор. – Мы пятнадцать лет жили одни и хотим попробовать на английской земле начать заново.
– Ну, если вы хотите, то живите отдельно. Если сможете, – добавила она, и весь разговор уместился в двух предложениях.
Дом, в который мы переехали, окружал парк. Среди больших зеленых деревьев стояли крошечные домики. Спальня отделялась от зала устеленной ковролином лестницей, Смокин, не пропуская ни одну из ступенек, точил свои когти об их углы. Туалет был с очень скромным унитазом и ванной без душа. Повернуться там было можно, но если только встать в саму ванную. Стены были покрыты побелкой, которая после того, как мы установили душ, от влажности осыпалась. Места везде было мало, но оно было. Окончательно мы заполнили домик, когда привезли хранившуюся на платном складе мебель. Передвигаться стало еще труднее. Остальная же 1/2 часть вывезенной из Дубая мебели стояла разобранной в хранилище.
Моя жизнь наполнилась домашней обстановкой и слезами. Я села на мохнатую лестницу с уже оборванными котом углами и загоревала, закусывая финиками и запивая зеленым чаем с молоком. «Господи, зачем я сюда переехала? – спрашивала я себя. – Чтобы сидеть в маленькой каморке и ездить на автобусе?»
Мое Я чувствовало
СТОЛ И СТУЛЬЯ
– Ой, а где вы будете обедать? – вопрошала свекровь Лиза, возмущаясь отсутствием обеденного стола, не обращая внимания на малогабаритные размеры комнаты. Замученный организм мамы Лизы сидел на таблетках для крови, которая по не понятной науке причине свертывалась в комки, видимо, это то, что происходит, если добавить лимон в молоко. И поэтому, в связи с прочно закрепившимся графиком принятия лекарственных препаратов, у свекрови Лизы выработалась привычка: стол, тарелка, таблетка, вода. К счастью, у нас таких привычек не было, и мы с удовольствием ели на коленках или на журнальном столике, и ничто не мешало нам наслаждаться телевизором и едой.
Приближался апрель. Алекс по-прежнему приходил домой в синтетических, сшитых по новой технологии «не надо гладить» брюках «Маркса и Спенсера» и черной футболке. Только теперь к футболке прилагалась шапочка «поварёнка». Супруга повысили в должности, но не повысили в почасовой оплате. Он готовил завтраки по-английски, пек торты, конструировал сэндвичи, мыл столы и полы и разрабатывал меню для столовой, специально открывшейся для сотрудников. Домой он приходил сытый и злой.
– Ты представляешь, он (менеджер) засунул свои мокрые туфли в микроволновку, чтобы повеселиться и посушиться. Когда я возмутился, меня вызвали к главному. Отчитали, как мальчишку, и вынесли порицание. За эти копейки я еще должен выслушивать их говно? О чем они думают? Противно у них работать. Для них люди никто и ничто. Чтобы ты ни делал, ничего не меняется к лучшему, – выдохнул супруг.
Менеджерами в «Марксе и Спенсере» были молодые двадцатилетние ребята. Они управляли потребительскими отделами, но забывали управлять своими горячими юношескими эмоциями. Работа в известной корпорации научила Алекса смело отстаивать санитарную безопасность столовой. Любовь к кухне у него была с детства. Занимаясь приготовлением пищи, он забывался, расслаблялся, и все, что происходило вокруг него (мамины покашливания, папины отхаркивания и возмущения), проходило мимо.
Так прошло четыре месяца.
Старые денежные запасы уходили, а новые не поступали. И мы приняли решение: купальники, летнюю одежду, кремы для солнечной безопасности и шляпки запихать в незакрывающийся чемодан и отправить меня на заработки в знойный Дубай. Я оглядела комнатушку с обеденным (в виде журнального столика) столом и поняла, что решение принято верное, денежное.
ШАГИ
Мама Алекса и моя свекровь Лиза не одобряла желание сына покинуть всемирно известный «Маркс и Спенсер». Работа была стабильной, не пыльной и расти не давала. Маму Лизу такое очень устраивало. Женщина она была не рискованная, держалась в стороне от любых передряг. Ее устраивала скромная устроенность сына и возмущала моя неустроенность.