Эмоции в розницу
Шрифт:
Я вздохнула. Да, мой организм довольно слаб физически – так уж сложилось с детства, но никогда не думала, что и разум мой также ненадёжен. Наверное, какой-нибудь психотерапевт из-прошлого века даже прописал бы мне курс лечения.
В конце концов, я решила, что не стоит уделять так много времени мыслям о сне, каким бы он не был реалистичным и интенсивным по ощущениям. Ведь это всего лишь сон. А у меня висит четыре незавершённых проекта. К тому же, дедлайн по одному из них истекает уже сегодня вечером.
На моём электронном браслете пропиликало сообщение от виртуального тренера с напоминанием о кардиотренировке, и я поплелась в тренировочно-процедурное крыло.
«Даже хорошо, – думала я, – беговая дорожка поможет мне справиться с сумбуром в голове».
Но
Я понимала, что если так пойдёт и дальше, мне будет очень сложно. Но не собиралась сдаваться. Мне было очевидно, что и здесь всё дело – в программе и её индивидуальном воздействии на каждого человека. Возможно, я просто более восприимчива к отдельным её компонентам. Понять бы, к каким!
В любом случае, проблемы со сном я смогу решить быстро. Близится дата обязательного ежегодного медосмотра. Стоит мне нажать на автомате, проводящем обследование, кнопку «трудности с засыпанием», и он выдаст мне электронный рецепт, по которому я смогу получать подходящий для меня снотворный препарат. Еженедельно, вплоть до следующего осмотра.
Обязательные ежегодные медосмотры и последующее лечение выявленных заболеваний финансируются государством, поэтому все стремятся закрыть как можно больше вопросов по здоровью именно во время этой процедуры. Ведь внеочередное обращение в клинику придётся оплачивать из своего электронного кошелька, а это очень дорого и не всем доступно. Живущим во внешнем городском кольце – точно нет, их зарплат едва хватает на питание, аренду транспорта и одежду.
Хорошо, что мои финансовые возможности гораздо менее ограничены.
После тренировки и всех гигиенических процедур я, не мешкая, активировала голографический монитор на своей компьютерной консоли, заказала доставку завтрака на дом и целиком погрузилась в работу.
Когда браслет уведомил меня о наступлении времени обеда, я как обычно не поверила и скользнула взглядом по крохотному циферблату на мониторе. Так и есть: я просидела безотрывно от своего рабочего места почти пять часов. Есть совсем не хотелось, и был велик соблазн проигнорировать напоминалку, чтобы не отвлекаться. Но я знала, что малейшие колебания веса могут снова привести меня к хроническому полуобморочному состоянию, как это было несколько лет назад, и пропуск приёма пищи может оказаться критичным. А в таком состоянии я не смогу нормально работать и мгновенно скачусь в рейтингах.
Ничего не поделаешь. Я покорно заказала полноценный обед – благо, можно его употреблять, не отрываясь от проекта. Я вздохнула: с клеверфудом жизнь была бы гораздо проще, и на работу оставалось бы ещё больше времени.
До конца вечера я успела закончить целых два проекта. Бинго. План даже перевыполнен, а я ещё полна сил. За едой к ужину я решила отправиться уже сама – мышцы требовали разминки, а лёгкие – свежего вечернего воздуха.
Поэтому я направилась в кафе на своих двоих, но предварительно запрограммировала автопилот глайдера припарковаться у входа в кафе ровно через пятнадцать минут. Правда, в моём персональном графике присутствует рекомендация отводить на приём пищи не менее получаса, но я не могу тратить столько времени впустую. А вот с Грегом мы всегда ужинаем очень медленно и долго, словно это какой-то ритуал.
Воспоминания о Греге так внезапно ворвались в поток моих мыслей, что я зачем-то зажала себе рукой рот. Как будто таким образом можно было заставить замолчать внутреннего болтуна, назойливо твердившего «Грег, Грег, Грег» при любом удобном случае!
Ужинать я собиралась прямо в кафе самообслуживания – там за мной была закреплена собственная звуконепроницаемая кабинка, чтобы другие посетители не мешали моему уединению. А поскольку я никогда не расставалась со своей компьютерной консолью, то зачастую прямо в кафе и продолжала работать. Но в этот раз что-то пошло не так. Очутившись в кабинке с подносом, нагруженным
«Страх сжимает низ живота», – всплыли в памяти слова, произнесённые спокойным, почти гипнотизирующим голосом Грега.
Так вот, что это такое! Страх! Тогда, будучи маленькой девочкой, запертой в отдельной комнате с толстыми стенами, я плакала и кричала от страха, отголоски которого звучат во мне до сих пор.
Дверь, наконец, плавно отъехала в сторону, а я бессильно упала на узкий диванчик, стоявший у стола кабинки.
Воспоминание из далёкого детства поглотило меня целиком.
Сколько мне было? Лет пять, а может и меньше. Я немного задержалась из-за чего-то по дороге на обед, и одна из девочек, с которыми мы питались в отдельном помещении интернатовской трапезной, съела не только свою, но и мою порцию. Когда я пришла, она как раз доедала остатки. Я стала плакать, что тоже хочу есть, но она не реагировала, делая вид, будто не слышит и не замечает меня. На шум пришёл кто-то из воспитателей, и, увидев плачущую меня, схватила меня за руку. Когда я попыталась рассказать, что произошло, девочка, съевшая мой обед, стала всё отрицать. Сказала, что я сама всё съела, а теперь требую ещё. Воспитательница не стала разбираться – она просто поверила ей, а не мне. А так как я не прекращала плакать и просить еды, меня отволокли в «крыло уединения». Это был отдельный блок здания. В нём находилось много маленьких комнат с толстыми стенами и звуконепроницаемыми дверями. Туда отводили всех детей старше двух лет, которые в чём-то провинились, нарушили порядок или просто долго и беспричинно капризничали. Так воспитатели ограждали себя и других воспитанников от назойливого шума. Некоторые плакали и кричали в этой комнате до полного истощения и отключки. Одной из этих некоторых когда-то была и я.
Я совершенно не помню, как часто это происходило со мной и когда, наконец, такие сеансы вынужденного уединения прекратились. Но я ни разу не вспоминала об этом во взрослой жизни. Похоже, мой мозг просто заблокировал эти воспоминания, словно их и не было. Механизм защиты. Я усмехнулась, вспоминая как впервые научилась создавать в интернатовском компьютере скрытые файлы, которые не могли найти и увидеть другие пользователи. Для того, чтобы сделать файлы видимыми и посмотреть их содержимое, необходимо было ввести определённую комбинацию символов, специфический ключ, который знала только я.
Но ключ от скрытых файлов с собственными воспоминаниями был неизвестен даже мне. И что-то подсказывало, что я смогу приблизиться к его обретению только на встречах с Грегом.
После пережитого инсайта, ужин так и не полез в горло. Плюнув на попытку перекусить, я вышла из кафе и уселась в поджидавший меня глайдер. Захотелось немного отвлечься и просто покружить по городу неподалёку от своего кольца, поэтому я запрограммировала автопилот и откинулась на сидение.
Стройные стеклянные ряды жилых небоскрёбов и многоуровневых теплиц практически сплошной стеной возвышались с обоих боков любой из городских магистралей. Простор и открытое пространство были лишь в самом центре городов либо за пределами внешних колец.
Огни, подсвечивающие небоскрёбы со всех сторон, сливались в единый слепящий фон – даже ночью на улицах наших полисов светло, как днём, чего совсем не скажешь о трущобах. Оба раза, когда я приезжала к Грегу, меня поражала непроглядная тьма на улицах. Были ли освещены подъезды внутри, я тогда не знала – повязка была слишком плотной.
Моё внимание снова зацепилось за голографическую рекламу. На сей раз это была пропаганда семейного сожительства:
«Успешный брачный контракт – залог процветания в будущем».